Иордан вытекает от подошв Анти-Ливана, в стране Трахонтийской, из небольшого озерка, которое по своей круглости прозвано Фиалом, и из вертепа Паниум, близ города Панеада. Протяжение Иордана есть то самое, которое назначено Всевышним в область Израилю от Дана до Цоара или Сигора (Втор 24:3), то есть до южной оконечности Мертвого моря. Он называется по-еврейски Иарден; из этого некоторые писатели заключили, что имя его происходит от соединения двух источников, Иеор и Дан, и что этот последний получил свое название от близлежавшего финикийского города Дана, но доказано, что название Иордана гораздо древнее названия города Дана[29] и что это слово означает по-еврейски теченье или реку; и так как во всей Палестине нет другой реки, равняющейся с Иорданом, то он и прозван был общим именем реки. Он проходит сквозь два озера – Самохонитское, теперь Эль-Гауле, и Тивериадское; можно также сказать, что он протекает и сквозь Мертвое море. Ширина его вообще не более 60 футов; глубина, летом, от 7 до 8 футов; а зимою он часто выступает из берегов, которых обыкновенная высота доходит до 4-х сажен. Иордан изобилует рыбою, но в нескольких шагах от устья своего в Мертвое море вода его делается горька, а берега сглаживаются. Вода иорданская имеет вкус приятный; летом она прозрачна, а зимою, осенью и весною возмущена по причине своей быстроты. Арабы, со всем оружием, пешие и на конях, смело переплывают Иордан. Дикие племена бедуинов спускаются с нагих хребтов каменной Аравии с стадами и табунами роскошествовать несколько дней на луговых и тенистых берегах Иордана. Нередко они находят в тростниках других гостей своей родины, львов и тигров, привлеченных туда жаждою и стадами, и тут возгорается кровавый бой; длинное ружье, копье и кинжал никогда не оставляют этих моавитских пастырей. Пророк Иеремия живописно говорит о львах, тревожимых в кустах Иордана его разливом (Иер 49:19; Зах 11:3).
Мой товарищ оставил меня, отклонясь к Мертвому морю; а я, решившись еще раз подробнее осмотреть эту вдохновительную пустыню, тихо направился в обратный путь к Иерусалиму, невольно углубленный в задумчивость дикостью места. Недавно покрытое несметною толпою, оно теперь опять пришло в обычное запустение; – пожженный на далекое пространство ковыль обозначал снявшийся лагерь Израиля…
Мы достигли подошвы гор Иудейских по ближайшему направлению, но не в том уже месте, откуда мы съехали, а ближе к Мертвому морю, чем к Иерихону. Мы долго достигали вершины, не раз оглядываясь на необъятное пространство Иорданской пустыни, на горы Аравии, на блестящую поверхность Мертвого моря, – и когда вся эта картина закрылась от меня стенами гор – знойная, безжизненная дебрь предстала передо мной. Мы выехали сквозь узкий дефилей на большую дорогу к развалинам гостиницы Благого Самаритянина, где мы накануне отдыхали с Абугошем. На скалах этого дефилея несколько вычеканенных крестов обратили мое внимание; полагают, что это то самое место, где, по преданию, Благой Самаритянин нашел ограбленного и израненного путника: местность совершенно оправдывает это предположение. Томимые усталостью и зноем, мы сошли отдохнуть под свод скал, но не найдя в наших