– В Париже ты сделал все, что мог, – пыталась успокоить его Кассиопея. – На твоем месте я поступила бы так же.
– Хенрик видел все иначе.
– Коттон, у него тоже были недостатки. Он завелся, ни о чем не думая и не желая никого слушать. На карту было поставлено не только отмщение. У тебя не было выбора.
– Я его подвел.
Потянувшись через стол, Кассиопея потрепала его по руке.
– Я тебе вот что скажу: если у меня когда-нибудь возникнут серьезные неприятности, подведи меня так же, как ты подвел Хенрика.
Малоун шел вперед, а ее слова звучали у него в голове.
И вот теперь это повторялось опять.
Покинув Стрёгет, Коттон пересек бульвар, забитый сверкающим металлом автомобилей, автобусов и велосипедов. Он быстро прошел через Радхуспладсен, одну из многочисленных площадей Копенгагена, раскинувшуюся перед зданием городской ратуши. На крыше бронзовые трубачи беззвучно дули в древние трубы «лурсы». Над ними возвышалась бронзовая статуя епископа Абалона, который в 1167 году превратил крошечную рыбацкую деревушку в обнесенную стеной крепость.
В противоположном конце площади за еще одним бульваром, задушенным плотным потоком транспорта, начинался парк Тиволи.
Стиснув в одной руке пакет с книгой, Малоун другой нащупал под курткой «беретту», выданную в «Магеллане». Он достал пистолет из-под кровати, где тот лежал в рюкзаке вместе с прочими напоминаниями о прежней жизни.
– По-моему, ты немного волнуешься, – сказала ему Кассиопея.
Промозглым мартовским днем они стояли перед его магазином. Она была права. Он действительно волновался.
– Если честно, я не романтик.
– Вот как? Ни за что бы не догадалась. К счастью для тебя, я романтик.
Кассиопея выглядела замечательно. Высокая, стройная, кожа цвета бледного красного дерева. Густые золотисто-каштановые волосы ниспадали на плечи, обрамляя выразительное лицо, подчеркнутое тонкими бровями и высокими скулами.
– Коттон, не кори себя напрасно.
Любопытно, как она догадалась, что он думает о Торвальдсене?
– Ты хороший человек. Хенрик это знал.
– Я опоздал на две минуты.
– И теперь с этим уже ничего нельзя поделать, черт побери.
Она была права.
Но Малоун по-прежнему не мог избавиться от этого чувства.
Ему приходилось видеть Кассиопею и в лучшие мгновения, и тогда, когда обстоятельства полностью лишали ее уверенности в себе – когда она становилась уязвимой, склонной к ошибкам, эмоциональной. К счастью, он находился рядом, чтобы компенсировать все это, как и она приходила ему на помощь, когда они менялись ролями. В ней просто поразительно соединялись женственность и сила, но все, даже она, иногда заходят слишком далеко.