– Это… простите… я не то хотел сказать!
Питерс увел ее с танцевального «пятачка» туда, где стояли несколько кресел.
– Простите, – повторил он. – Я причинил вам боль?
– Ничего… нет, правда, это не ваша вина. У меня был ребенок, и он умер… вот и все.
– У вас был ребенок? – Он в изумлении посмотрел на нее. – Я думал, вы с Беттертоном были женаты всего полгода.
Хилари покраснела и быстро произнесла:
– Да, конечно. Но я… я была замужем до того. С первым своим мужем я развелась.
– Да, понимаю. Это самое худшее в здешней жизни: никогда не знаешь, как жили другие до того, как приехали сюда, и поэтому время от времени говоришь или делаешь что-нибудь не то. Иногда странно осознавать, что я совсем ничего о вас не знаю.
– А я ничего не знаю о вас. О том, как и где прошло ваше детство, о вашей семье…
– Я вырос в суровой научной среде. Можно сказать, вскормлен из пробирки. Никогда не думал о другой работе. Но юным гением и гордостью семьи я никогда не был. Точнее, гением был вовсе не я.
– А кто же?
– Девушка. Она была блестящим талантом. Могла стать второй Марией Кюри. Могла открыть новые горизонты.
– Она… что с ней случилось?
– Ее убили, – коротко ответил Питерс.
Хилари предположила, что за этими словами кроется какая-то трагедия времен войны, и осторожно спросила:
– Вы любили ее?
– Больше, чем кого-либо другого за всю свою жизнь. – Он неожиданно и резко поднялся. – К черту – нам хватает проблем в настоящем, здесь и сейчас. Взгляните на нашего норвежского друга. Если не считать глаз, он всегда выглядит так, словно его целиком вырезали из дерева. А этот его замечательный чопорный полупоклон – как будто его дернули за ниточку…
– Это потому, что он такой высокий и тощий.
– Не такой уж и высокий. Примерно моего роста: пять футов одиннадцать дюймов или шесть футов, не больше.
– Рост бывает обманчив.
– Да, как и описания в паспортах. Взять того же Эрикссона. Рост шесть футов, светлые волосы, голубые глаза, лицо длинное, манера держаться скованная, нос средний, рот обыкновенный. Даже добавив то, чего нет в паспорте, – говорит правильно, но педантично, – мы по-прежнему не получим представления о том, как на самом деле выглядит Торкиль… Что случилось?
– Ничего.
Хилари смотрела через весь зал на Эрикссона. Это же описание Бориса Глидра! Почти слово в слово то, что она слышала от Джессопа. Быть может, поэтому Торкиль Эрикссон всегда заставлял ее нервничать? Существовала ли возможность того… Резко повернувшись к Питерсу, Хилари спросила:
– Но, полагаю, он на самом деле Эрикссон? Он ведь не может быть кем-то другим?