– На прессу, – сказал он. – У журналистов чутье на сенсации. И они не хотят, чтобы этому чутью мешали. Они всегда готовы поверить во что угодно, лишь бы оно было хоть чуточку правдоподобным. А еще я надеюсь, – продолжил он, – на того глухого старика.
– Ага, я понимаю, кого вы имеете в виду. Он выглядит так, словно уже одной ногой стоит в могиле.
– Да, он глухой, дряхлый и полуслепой. Но его интересует истина. Он бывший лорд главный судья; и потом, он может быть глух, слеп и нетвердо стоять на ногах, но ум его так же остер, как и прежде. Он не потерял то чутье, которым наделены все светила закона: способность сразу учуять, где спрятано нечто подозрительное, особенно когда кто-то пытается спрятать это подозрительное от всех. Этот человек будет слушать наши свидетельства – и захочет их услышать.
Они снова оказались в гостиной. Гостям были поданы чай и аперитивы. Министр рассыпался во всесторонних поздравлениях перед мистером Аристидисом. Американский посол внес свою лепту. Затем министр, оглянувшись по сторонам, произнес несколько нервозным тоном:
– А теперь, джентльмены, я думаю, настало время попрощаться с нашим гостеприимным хозяином. Мы увидели все, что только можно увидеть… – На последних словах он сделал особое многозначительное ударение. – И все увиденное нами великолепно. Это научное учреждение высшего класса! Мы необычайно признательны хозяину этого дома за его радушие и поздравляем его со столь славными достижениями. Пора сказать слова прощания и покинуть это чудесное место. Я прав, не так ли?
В каком-то смысле это была вполне обычная речь. Тон, которым министр ее произнес, также не представлял ничего особенного. Взгляд, брошенный на остальных гостей, мог быть всего лишь данью вежливости. Но на самом деле, эта речь была мольбой. По сути, министр говорил: «Вы видите, господа, здесь ничего нет, ничего из того, что вы подозревали и чего боялись. Это огромное облегчение, и теперь мы можем с чистой совестью уехать прочь».
Но в наступившей тишине раздался голос: негромкий, уважительный, чисто по-английски вежливый голос мистера Джессопа. Он обратился к министру на беглом французском языке, но с характерным британским выговором:
– С вашего разрешения, сэр, я, по возможности, хотел бы попросить нашего гостеприимного хозяина об одной услуге.
– Несомненно, несомненно. Конечно же, говорите, мистер… э‑э‑э… мистер Джессоп, верно?
Джессоп обратился исключительно к доктору ван Хейдему, демонстративно не глядя на мистера Аристидиса:
– Мы видели так много ваших людей, просто удивительно. Но здесь должен быть один мой старый друг, с которым я хотел бы перемолвиться парой слов. Нельзя ли это устроить, прежде чем я уеду?