– C’est la fin![4]
Но умирающая снова открыла глаза, с видимым трудом обвела взглядом помещение, потом посмотрела прямо на Хилари, чуть заметно шевельнула рукой, и та инстинктивно взяла в ладони ее мертвенно-белую холодную кисть. Врач пожал плечами, наклонил голову и вышел. Две женщины остались наедине. Олив попыталась заговорить:
– Скажите мне… скажите…
Хилари знала, о чем та хочет спросить, и неожиданно четко поняла, как ей следует действовать. Она склонилась над искалеченной женщиной и ответила ясным, полным сочувствия голосом:
– Да, вы умираете. Вы это хотите знать, верно? Теперь послушайте меня. Я хочу попытаться найти вашего мужа. Вы хотите что-нибудь передать ему через меня, если мне это удастся?
– Скажите… скажите ему… остерегаться. Борис… Борис… опасен…
Ее речь прервалась, дыхание задрожало. Хилари наклонилась поближе.
– Вы можете что-нибудь сказать, что помогло бы мне – помогло бы моим поискам, я имею в виду? Что поможет мне связаться с вашим мужем…
– Снег.
Слово было произнесено так тихо, что Хилари показалось, будто она ослышалась. «Снег? Снег?» – непонимающе повторила она про себя. Слабый, призрачный смешок сорвался с губ Олив Беттертон. За ним последовали такие же тихие слова:
Снег, какой прекрасный снег – погляди, погляди!
Поскользнулся и упал? Отряхнись, да и иди.
Она повторила последнее слово:
– Иди… иди. Иди и скажи ему про Бориса. Я не верила. Не хотела верить. Но, может быть, это правда… Если так, если так… – в ее глазах, устремленных на Хилари, читался мучительный вопрос, – берегись…
Из горла у нее вырвался слабый прерывистый хрип, губы задергались.
Олив Беттертон умерла.
II
Следующие пять дней были наполнены деятельностью, утомительной умственно, хотя и не требующей физических усилий. Запертая в частной палате в больнице, Хилари проделывала огромную работу. Каждый вечер ей приходилось сдавать экзамен на то, что она изучала весь день. Все подробности жизни Олив Беттертон, какие только удалось вызнать, были перенесены на бумагу, и от нее требовалось прочитать их и запомнить наизусть. Дом, в котором жила Олив, приходящая уборщица, которую она наняла, родственные связи, имена ее собаки и канарейки, каждая деталь шести месяцев ее замужней жизни с Томасом Беттертоном. Свадьба, имена свадебных подружек, их платья. Узоры на занавесях, коврах и обоях. Вкусы Олив Беттертон, ее склонности и повседневные занятия. Ее предпочтения в еде и напитках. Хилари не могла не изумиться тому, сколько кажущихся незначительными сведений было собраны воедино. Как-то она сказала Джессопу: