– Но смогли бы вы сделать это? На самом деле смогли бы?
И он ответил, глядя на нее с некоторым удивлением:
– Да. Конечно, смог бы, если бы это было необходимо.
Он произнес эти слова почти небрежным тоном, а затем продолжил:
– Было бы очень интересно увидеть на практике весь ход болезни, ее прогресс. – И добавил с легким вздохом: – Понимаете, столько всего еще предстоит узнать и открыть…
Но в какой-то момент Хилари поняла его. На несколько мгновений она поставила себя на его место и ощутила эту всеобъемлющую жажду знания – жажду, которая отметает прочь жизнь и смерть миллионов людей как нечто неважное по сути своей. Это тоже была точка зрения, и в каком-то смысле ее нельзя было назвать низкой.
К Хельге Нидхайм Хилари испытывала бо́льшую враждебность. Высокомерие молодой женщины внушало ей отвращение. Питерс ей нравился, но время от времени отталкивал или пугал ее фанатичным блеском в глазах. Как-то раз она сказала ему:
– Вы не хотите создать новый мир, что бы вы ни утверждали. Вам хотелось бы разрушить старый.
– Вы не правы, Олив. Зачем вы так говорите?
– Нет, я права. В вас живет ненависть, и я это чувствую. Ненависть. Желание уничтожать.
Эрикссон казался ей самым загадочным из всех. Хилари считала его мечтателем, менее практичным, чем француз, и не столь исполненным страсти к разрушению, как американец. В душе норвежца жил странный, фанатичный идеализм.
– Мы должны завоевывать, – говорил он. – Мы должны завоевать весь мир. А потом мы будем им править.
– Мы? – спросила она.
Он кивнул со странно задумчивым выражением лица, взгляд его был обманчиво‑мягким.
– Да, – подтвердил он. – Мы – те немногие, кого можно брать в расчет. Разум ученого – только он имеет значение.
«Куда мы направляемся? – думала Хилари. – К чему это все нас ведет? Эти люди безумны, но каждый из них безумен по-своему. Они как будто стремятся к разным целям, к разным миражам». Да, это было правильное слово: миражи. Затем Хилари начала размышлять о миссис Келвин Бейкер. В этой женщине не было ни фанатизма, ни ненависти, ни высокомерия, ни мечтательности, ни стремлений. Ничего примечательного, за что можно было бы уцепиться. Хилари она казалась женщиной без сердца и души. Миссис Бейкер была просто эффективным инструментом в руках огромной неизвестной силы.
Третий день пути подходил к концу. Они прибыли в маленький городок и расположились в крошечной местной гостинице. Здесь, как оказалось, им снова предстояло переодеться в европейское платье. Хилари провела ночь в тесной комнатке, почти не обставленной и недавно побеленной, напоминающей скорее монастырскую келью. Миссис Бейкер разбудила ее на рассвете и известила: