– Да, да, я тоже так считаю. На самом деле, я пару раз задумывался о том, нет ли в этом какого-нибудь маленького фокуса.
– Фокус? Что вы хотите этим сказать?
– Ну, если называть вещи своими именами, – наркотик.
– То есть какое-то вещество?
– Да. Понимаете, это вполне возможно. Можно подмешивать в еду или питье что-то, что делает людей… как бы это сказать?.. покорными.
– Но существует ли такой наркотик?
– Это не вполне по моей части. Есть лекарства, которые дают людям, чтобы успокоить их, чтобы сделать более податливыми перед операцией и так далее. Есть ли какое-нибудь вещество, которое можно вводить в организм в течение длительного времени, причем так, чтобы со временем его действие не ослабевало, я не знаю. Скорее, я склонен считать, что этот эффект создается воздействием на разум. То есть мне кажется, что кое-кто из этих организаторов и администраторов неплохо поднаторел в гипнозе и психологии. Нам, без нашего ведома, постоянно внушают, что нам хорошо здесь живется, что мы движемся к достижению нашей высшей цели, какой бы она ни была, и все это дает определенный эффект. Понимаете, таким способом можно многого добиться, если его применяют люди, знающие свое дело.
– Но мы не должны поддаваться! – запальчиво воскликнула Хилари. – Мы не должны ни на миг допускать мысли о том, что жить здесь – правильно.
– А как считает ваш муж?
– Том? Я… о, я не знаю. Это так сложно! Я… – Она умолкла на полуслове.
Она вряд ли могла передать своему собеседнику, какой причудливой жизнью жила здесь. Уже десять дней она делила квартиру с совершенно чужим для нее мужчиной. Они спали в одной спальне, и, лежа без сна по ночам, Хилари слышала, как он дышит на второй кровати. Оба они приняли это условие как нечто неизбежное. Хилари была замаскированной шпионкой, готовой сыграть любую роль и притвориться кем угодно. Тома Беттертона она совершенно явно не понимала. Он казался ей ужасным примером того, чем может стать блестящий молодой ученый, несколько месяцев проживший в давящей атмосфере Объекта. Он не мог в отличие от многих других спокойно принять свою участь. Он не получал удовольствия от своей работы, и Хилари казалось, что его все сильнее тревожит собственная неспособность сосредоточиться на этой самой работе. Пару раз он повторял то, что сказал ей в первый вечер: «Я не могу думать, во мне как будто всё пересохло».
«Да, – думала она, – Том Беттертон, будучи подлинным гением, нуждался в свободе больше, чем большинство остальных здешних обитателей. Внушение не сумело компенсировать ему потерю свободы. Только в идеально свободных условиях он способен заниматься творческим трудом».