— Ты поняла?
— Да… — судорожно кивнула я, чувствуя благоговейный трепет перед тем, кого я столько времени считала большим наивным ребенком. А сейчас вдруг оказалось, что ребенком была я сама.
— Поэтому прекрати уже мешать мне и все опошлять! — закончило свою отповедь мое личное солнце.
Ну почему меня угораздило влюбиться именно в него? Что же такого хорошего я совершила или чем так прогневала небо? Если я, по его словам, все опошляю, то он — усложняет. А мне и без того уже больно.
— Ты что, вообще?.. — фразу я закончить не решилась. Ведь меня только что просили не опошлять. Однако я не могла не спросить, желанна ли для него.
Но он и так понял. Ватанабэ Такео всегда прекрасно меня понимал.
— Издеваешься, да? — скривился как от боли он с видом великомученика и тяжело вздохнул.
Вот теперь до меня вообще не доходит, почему он настолько резко меня оттолкнул и не воспользовался таким щедрым предложением.
— Так почему тогда?
— Да люблю я тебя, глупая! — повысил голос он, вскочив на ноги и для надежности отойдя подальше, к окну.
Ватанабэ Такео никогда не повышает голос… Вообще никогда. И он не хмурится вот так неодобрительно… По крайней мере не тот Ватанабэ Такео, которого я знала. Но знала ли я его на самом деле? Я его любила, безусловно. Но знала ли я его настоящего?
— И как одно с другим связано?
Музыкант издал такой прочувствованный и преисполненный муки стон, что даже не по себе стало.
— Джулия Беннет, — твердо отчеканил он, — если ты не понимаешь очевидных вещей, то я не стану их тебе объяснять. У нас с тобой будет все как положено. После свадьбы. И точка. Так, чтобы когда ты рассказывала нашу историю детям, тебе не приходилось ничего стыдливо умалчивать или, хуже того, врать.
— Я никогда не выйду за тебя замуж, — понурилась я, намекая, что свой шанс он точно упустил, причем навсегда.
— Это ты так думаешь, — ехидно сообщили мне, и разговор закончился.
Такой идиоткой я не чувствовала себя уже очень давно. И уж тем более не с Ватанабэ, которого, как мне казалось, успела изучить вдоль и поперек как самое себя.
И снова между нами повисло молчание. На этот раз напряженное. Мое еще и сопровождалось обиженным сопением. Через минут десять Такео все это надоело, и он снова обнял меня за плечи, начав гладить по голове как маленького ребенка. Это и помогло мне успокоиться. Раз он хочет, пусть все остается так, как есть. Ведь именно такого его, правильного и благородного, я и люблю, верно?
— Последний романтик, — с грустной улыбкой сказала я, уткнувшись ему в плечо и вдыхая родной запах. Море весной…