— Это шантаж! — закричал генерал.
— Выбор у вас невелик. Только позорная капитуляция, — сделал неопределённый жест Александр Степанович.
— Русские не капитулируют, а заключают перемирие, — генерал протянул руку.
— Версальский мир всё лучше, чем Брестский, — добавил я.
Тогда Владимир Зенонович ухмыльнулся.
— А вы и впрямь непростой человек.
Через пять минут мы снова сидели в кабинете, где Май-Маевский чувствовал себя если ещё не на допросе, то, как минимум, в кабинете у следователя.
— Советую вам быть предельно откровенным, — начал Попов. — Помните, что любая деталь может оказаться важной. Итак, мы остановились на том, что вам выпал жребий идти «припугнуть» прохожего и поглядеть, что из этого выйдет. Когда, кстати, вам идти на дело?
— Послезавтра.
— Плохо, времени не остаётся.
— Да. Вот это мне выдали, — Владимир Зенонович полез в нагрудный карман и вытащил небольшой коричневый кружок с иероглифами.
— Что это такое? — поднял я брови.
— Это китайское колесо счастья, — легко отозвался генерал, как будто дело шло о лотерейном билете.
— Причём здесь колесо счастья? — в один голос спросили мы с Поповым нашего гостя.
Он лишь отмахнулся.
— Видите ли, в нашей организации, я уже говорил, есть один китаец по имени Чан Кай Шек. Или Чингисхан, как мы его называем промеж себя.
— Вы говорили, да, — профессор принялся с усилием тереть подбородок. — Загадочная личность.
— Не такая уж и загадочная. Китайская марка, — пожал плечами генерал. — Очень толковый. Его, кстати, Александр Васильевич Колчак, Верховный Правитель, к нам привёл. Всю организационную работу тащит.
— Понятно.
— Это Чингисхан предложил. Тот, кому выпадает идти на задание, получает нечто вроде напоминания.
— Чёрная метка? — спросил я.
— Не чёрная. Марка колеса счастья коричневая. Мы все немного романтики. Без романтики, согласитесь, зачахнешь в пыли.
— Вам придётся взять бумагу и перо и описать всех, кто имеет отношения к вашей группе, — промолвил Попов.
— Организации, — вновь поправил Май-Маевский.
— Боюсь, теперь это неважно. Напишите все имена, кто какую играет роль.
Затем Попов поманил меня.
— Пойдёмте, Буревестник, выйдем и не станем мешать Владимиру Зеноновичу.
Когда мы вышли из кабинета, Владимир Зенонович вовсю давал свои «показания». Он подписал письменное согласие более не участвовать ни в каких революционных кружках и объединениях, ставящих целью свержение существующего строя. Поставил дату и лихо расписался. Теперь наш гость пытался вспомнить и описать, кто и чем занимался в его подпольной организации. Попов попросил не упустить из виду ни единой, даже самой незначительной детали.