У Виктории заныл желудок, хорошее настроение разом куда — то исчезло, стало неуютно и немного страшновато. Страшно заглянуть за спину друиды, страшно увидеть того, кто бесформенной кучей лежит на грубых досках. Она сжала зубы и, стараясь не шуметь, ступила в освещенную факелами камеру.
— Твою мать…
Ворожея подняла на конта лицо.
— Он отрезал ей ступни. Хорошо хоть, прижечь успели. Я затянула кости кожей и зашила, но не знаю…
— Выживет?
— Зачем ей жить? Они рабыня. Калека. Если только в портовый бордель продать, там любят уродок.
— Конт, — выталкивая вместе с хриплым дыханием короткие слова, прошептала несчастная. Молодая и, наверное, когда — то очень красивая, но сейчас ее лицо было сплошным опухшим синяком. — Кир… хозяин… господин… все сделаю… все, что угодно… ползать буду… нужник чистить… только не гоните. Девочка моя! Девочка у вас!
— Какая девочка? — растерялся конт, глядя на несчастную с болью и не желая верить собственным глазам.
— Дочку ее продали работорговцам. Она и побежала догонять, да в Выселях сказали, что ты купил девочку, — пояснила друида глухим голосом.
— Я? — Что — то она сегодня тупит, видать, день был слишком насыщенный.
— Кир Алан, это кто — то из малых, что с нашими пацанами отдали, — раздался из коридора голос Берта.
— Три годочка… беленькая… Аниська, — хрипя слова на выдохе, словно в бреду просила рабыня. — Моя малышка… единственная моя… кровиночка… родненькая… Как же она без меня? Не разлучайте!
— Все будет хорошо, — буркнул конт и пулей выскочил из камеры.
Это невыносимо! Просто невыносимо! Грудь разрывало от боли, от чужой боли, которую она никогда не может забыть.
Конт выбежал на улицу, стал у стены, упершись в неё руками и лбом и замер, тихо матерясь по — русски.
Спустя несколько минут он подозвал к себе Берта, переминающегося в стороне и шмыгающего носом.
— Пусть её разместят в пристройке. Если в тюрьме есть еще рабы, выпусти. Скажи друиде, чтобы присмотрела за ними. И найди ее дочь! Только не тащи ребенка, пока она в таком состоянии. Пусть ее помоют, переоденут, тогда. Чтобы не испугать девочку.
Берт ушел, а Виктория так и стояла у стены, глядя на небо и жадно хватая ртом прохладный воздух. Голова была пуста, но она никак не могла согнать с глаз влажную пелену, в которой плавало избитое молодое женское лицо. Здесь ее и нашел брат Алвис.
— Кир Алан, у меня плохие новости.
— Кто бы сомневался! — попытался иронизировать конт.
— Кирена Литина не причастна к смерти ваших ублюдков, и она не знает, кто сталкивал камень с горы.
— Ты ей веришь?
— Искореняющим не лгут, кир Алан.