И хоть только что угрожал в машине, что о сексе и не подумает на голодный желудок, сам тянет ее к дивану. В одно мгновение они скидывают с себя одежду, и Павел с силой усаживает ее перед собой. Смотрит испытующе, властно и заставляет ее подстраиваться под нарастающий ритм, выгибать спину, корчиться и впиваться руками в его плечи…
А потом оказывается, что есть голышом утку по-пекински очень даже здорово и удобно. А главное, вкусно! И пить очередной, кажется, тысячный бокал вина, развалясь на диване и уложив ноги на живот сытого усталого мужчины неописуемой красоты – полный восторг и упоение.
– Я с тобой сопьюсь и… сожрусь, – сообщает Маня.
– Замечательно, – сквозь дрему отвечает Павел.
– А вот интересно, что мне отвечать завтра бабулькам? И Рите что говорить?
Супин зевает и отворачивается, пытаясь завернуться в одеяло. Ноги Мани съезжают к стене и тут же покрываются от холода пупырышками.
«Господи, а ведь только вчера я здоровалась с соседом Пупырниковым. И Тосик меня к нему ревновал. Что мне теперь до них? Смешное, жалкое прошлое…»
– Ничего никому не нужно говорить. Ты не должна ни перед кем отчитываться, – глухо, как из пещеры, говорит из-под одеяла Павел.
– Это ты привык так жить – молчком. К тебе попробуй подступись. Для меня это неестественно.
– Неестественно носиться с каждым встречным-поперечным как с писаной торбой.
Маня садится, настороженно глядя на взъерошенную макушку Супина.
– Это ты о чем? В смысле о ком?
– Это я в принципе. Вообще. И угомонись, наконец. Я после полуночи привык спать. Как правило, без сновидений.
– Может быть, мне вон в ту комнатку перебраться? Где твой компьютер и кушетка холостяка?
– Очень удобная кушетка, между прочим. Кстати, Маш, я ведь и вправду с тобой не буду высыпаться. А ты – со мной, – Павел вдруг поворачивается к ней, смотрит виновато, просительно. – Ну, привык я спать один. Недосып для меня – что смерть.
– Да какие проблемы? Я хоть сейчас на кушетку уйду.
Она пытается подняться, но Супин хватает ее, валит на подушку.
– Обидчивая кустодиевская девица! Смешная какая.
Он требовательно и долго целует ее, проводит рукой по телу, будто проверяет сохранность всех принадлежащих ему богатств. И снова Маня изнывает от блаженства, движения, усталости.
А потом она донимает его расспросами, несмотря на то, что время давно переваливает за полночь. Павел, обняв ее, тихо рассказывает о себе.
– В Советском Союзе я был бы одним из самых уважаемых и богатых людей. Авиаконструктор! Это ведь звучит гордо.
– Гордо, Паша, очень гордо, – шепчет Маня, уткнувшись в его щеку.