— Спать в такую ночь? Ни за что! На рассвете придет автобус, поедем в центр, на Красную площадь.
— Ты сейчас одна пришла? Мне показалось…
— Меня Дима проводил, — засмеялась Марианна. — От самой школы до самого подъезда.
— Понятно. — Мать улыбнулась.
— Он в армию уходит, знаешь? На Новую Землю.
— Сочувствую его родителям.
— Он будет нам писать. А мы… мы должны отвечать. Да-с.
Марианна закрылась в ванной комнате, открыла душ, а мама заварила свежий чай, расставила чашки, разрезала торт, который принесла для дочки в честь ее праздника. Та вышла свежая, с влажными кудрями, увидела накрытый стол и захлопала в ладоши.
— Спасибо, мамуленька.
Они уселись полуночничать, пить чай и разговаривать.
… В актовом зале по-прежнему гремела музыка. Танцующих стало меньше, кто-то ушел домой, другие уселись стайками и стали говорить, смеяться, вспоминать все приколы, сознавая, что это уже в последний раз, больше никогда не собраться им вместе в родной школе, что уже завтра, сегодня, начнется иная жизнь. Потом снова шли танцевать, потом возвращались к столам за остатками бутербродов, яблок, разливали потихоньку какой-то алкоголь, по капельке, чтобы хватило на всех, неумело пили. В туалетных комнатах плавал табачный дым.
Оля ждала Диму. Она видела, как он вышел покурить и как почти следом скользнула Марианна. Оля мучилась. Все три года, с тех пор как Дима появился в классе, она замирала от волнения, если видела его хотя бы издали. Никто не знал об этом, кроме… конечно же, кроме него самого. Невозможно скрыть любовь, когда она есть, как невозможно открыть любовь, когда ее нет. Глаза Оли, голубые, ясные, выдавали ее с головой, Дима постоянно ловил на себе ее беглый, застенчивый взгляд. Но ему, каратисту, первому парню на деревне, не было корысти связываться с этой невидной белобрысой девчушкой, веснушек которой никогда не касалась косметика. Ему нравились крупные, развитые девки, развязные, как в рекламе. А любил он одну Марианну, дерзкую и отважную, лучшую во всей школе, не то что эта тихоня и скромница.
Оля мучилась. Никому, даже Ленке-хохотушке, задушевной подружке, не могла она рассказать о своей тайне. Любовь болезненно заполняла все ее существо, жила вместе с нею давно и ровно, без сомнений и надежд, казалось, с самого Олиного рождения. Оля покорилась, не борясь: или Дима, или никто… И вот теперь он уходил в армию. А сейчас ушел с Марианной. Оля даже не ревновала, она мудро чувствовала, что они не пара, что пара для Димы — она, Оля, это же так очевидно. А он не видел…
Дима вернулся хмурый. Сел в угол зала, уперся локтями в колени и стал глядеть в пол. Потом и вовсе охватил руками стриженую голову. Оля все поняла, сердце ее сжалось.