Сон о потопе
В лифте Ника всем телом чувствовала, что спускается вниз, но, когда двери разомкнулись, поняла, что приехала на верхний этаж, точнее, на крышу небоскреба. Пространство бара было обнесено стеклянными прозрачными стенами и перекрыто стеклом кровли, так что днем здесь наверняка было замечательно. Но Ника не могла припомнить, каково это – днем. Что такое день, как не набор звуков? Д-е-нь. Она не могла сообразить, когда вообще последний раз видела это явление, словно всю ее жизнь составила тьма полуночи, черно-белые, как шахматная доска, плиты пола и серый мглистый свет, идущий от каждого предмета и ниоткуда. Лифт, доставив ее, закрылся и слился со стеной, так что Ника даже ковырнула ногтем едва приметную щелку дверных стыков, чтобы убедиться, что ей это не почудилось. Хотя, если верить отцу, все и так – чудится.
Дождь продолжал идти, наверное, пару земных веков. Земли, впрочем, как и всего человечества, он не касался, ведь тучи плывут над землей, а этот дождь идет из туч все так же вверх. Ох уж этот опрокинутый мир… Никогда ей его не понять. Ника задрала голову и долго смотрела прямо над собой, в черное разверстое нечто, что невозможно назвать небом по понятной причине: это не небо, – и бездной тоже не назвать, потому что дно у всего сущего располагается внизу, а не вверху. Белесые ливневые потоки срывались со стеклянных углов бара и уносились прочь, тая в антрацитовой бесконечности, а за ними вдогонку летели другие, и так без конца. У Ники закружилась голова, и она опустила подбородок:
– К чему все это?
Они лишь вдвоем. Ника медленно подошла к Зевсу, сидящему на высоком барном стуле возле зеркальной стойки. Хорошо, когда на зеркале не остается следов от пальцев, подумала богиня, кладя ладонь на столешницу, и сама удивилась абсурдности мысли: разве где-то во Вселенной на зеркалах остаются пятна?
– Ты о чем? – отозвался отец нехотя.
– Я о дожде.
Зевс пожал плечами и хлебнул вина.
– Так странно, – проговорил он, наконец, с легким недоумением. – Из всех детей ты была самая покладистая и веселая. Победа, что с тебя взять. Тебе даже спорить не с кем и нечего делить. Если бы не люди. Взгляни на олимпийцев, каждый занят только собой. Афина никак не решит вопрос собственного совершенства, Гермес валяет дурака, Афродита зациклилась на идее любви и красоты, ничего не смысля ни в том, ни в другом. Она любит саму идею любви, но не любит никого. Аполлон сойдет с ума, если отпустит от себя Артемиду. С начала времен всегда – одно и то же. Скука. Все это не твоего ума дела, не стоит так переживать. Тебе ничего не изменить. Никому ничего не изменить.