– А, теперь понятно.
– Наверняка в будущем я бы тоже не избегла подобной участи, но осенью 1914-го Сева ушел добровольцем на фронт.
– Да-да, я в курсе. Степан Казимирович мне рассказывал.
– Несколько лет мы ничего не знали о Севе. Думали даже, что погиб. Как вдруг он объявился. Это было уже после революции, зимой 1918-го. Помню, с каким удивлением мы тогда смотрели друг на друга. Ведь, когда он ушел на фронт, мне было всего-то семь годков. Ой! – спохватившись, виновато улыбнулась Елена. – Ну вот, тебя ругала, а сама же и проболталась.
– О чем?
– О возрасте. И поделом! Не нужно было пить столько вина.
– Брось, это всего лишь сухое. Тем более мы с тобой еще даже бутылки не осилили… Да, и что Сева?
– Он к тому времени тоже очень сильно изменился и внешне, и… внутренне. В общем, с этого момента он снова стал часто бывать у нас. Жизнь резко переменилась, и теперь уже Сева помогал нам, чем мог: продуктами, дровами, деньгами. В ту пору его очень высоко ценили как инженера. Не то что теперь…
– Что-то изменилось? А почему?
– Да неважно. Но тогда помнишь ведь, какое было время? Сплошь разруха. Нужно было практически с нуля восстанавливать все железнодорожное хозяйство.
– Помню, – кивнул Кудрявцев. – А что твой отец? Мне казалось, специалисты такого уровня и профиля были нарасхват? Многие ведь уехали, сбежали от советской власти.
– И тем не менее вплоть до своей кончины папа оставался безработным. Дядя Степан считает, роковую роль сыграл тот факт, что юнкера и офицеры училища, среди которых были и ученики папы, участвовали в юнкерском восстании. Даже штаб восставших располагался в стенах училища.
– Странно, я никогда не слышал об этом.
– К осени 1917 года в училище находилось около сотни юнкеров-новобранцев. 24 октября всех их направили к Зимнему дворцу, но мальчишки отказались защищать его.
– Молодцы! Правильные парняги!
– Да, вот только пять дней спустя, 29-го, они же приняли участие в восстании, имевшем целью подавить большевистский переворот.
– Что значит «переворот»? – нахмурился Кудрявцев. – Революцию!
– Извини, я оговорилась. Просто папа всегда считал, что… Впрочем, это неважно… Помнишь гениальную песню Вертинского? «Я не знаю, зачем и кому это нужно?» Она ведь и про этих мальчишек тоже.
– Если честно, я Вертинского и все его упадничество того… не шибко.
– А кого из поэтов ты… «шибко»?
– Есенина. Маяковского люблю. Блока.
– А Блок, по-твоему, не упаднический?
– Нет, конечно. «Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг!» Где ж тут?
– Ну это совсем поздняя его вещь. А вот когда он только начинал… Ты даже представить не можешь, Володя, сколько в России людей сошло с ума или покончило с собой под впечатлением стихов Блока.