— Можно попросить Юлию Ремизову?
— Я слушаю вас…
…Она не успела ничего сказать, даже удивиться. Не успела ничего понять. Приоткрыла рот, уродливо выпучила глаза — и все. Главное — точно и сильно пережать сонную артерию. Достаточно одной, левой. Мозг реагирует моментально. Несколько секунд человек еще в сознании, но не сопротивляется, его будто парализует. А потом — глубокий обморок. Артерия под пальцами, кровь бьется в руку — часто-часто, сердце изо всех сил пытается спасти умирающий мозг.
Приподняв тяжелую волну волос, я освобождаю кровь от уз тела. Она алая, праздничная, бьет фонтанчиком — как родничок. Сколько ее бежит по жилам! Она уходит — и вместе с ней уходит жизнь. Лицо бледнеет, становится тонким и удивительно красивым — таким, каким никогда не было при жизни. Как будто вместе с кровью из тела ушла вся подлость, низость, вся грязь…
Конечно, проще было бы убить ее в лифте — как ту, у парка. Но, по закону подлости, лифт не работал. Отложить, подождать другого случая? Кто знает, когда он подвернется, этот случай? Не насторожится ли Ремизова, когда поймет, что ее разыграли? Следить? Но это небезопасно. Если до сих пор мне везло, еще не значит, что так будет вечно. Полагаться только на удачу — уподобиться этой самой Юле. Меня могли видеть еще в тот раз. Конечно, было поздно, темно, но все равно кто-то мог заметить, что я иду за той женщиной, запомнить. Мне казалось, что кругом никого нет, но тогда мир вообще казался мне пустыней.
Удивительно, как легко это оказалось сделать. А ведь сейчас не было никакой черноты в глазах и прочего. Преднамеренное, хладнокровное убийство… Наверно, курицу зарезать было бы тяжелее. Человек, красивая молодая женщина, она могла бы любить, быть любимой, дарить радость, дарить жизнь. Но она дарила радость только себе — за счет страдания и даже жизни других. Теперь с этим покончено.
В ее сумке лежал красный блокнот. На последней странице адрес. Блокнот придется выбросить, где-нибудь подальше отсюда. Интересно, не записала ли она адрес еще где-нибудь? Впрочем, это уже неважно.
Ну что, Лада, как поживаешь?
Следуя замысловатой траектории, по стене полз таракан. Он то быстро бежал вниз, то останавливался, будто задумавшись, потом вдруг круто менял курс и медленно, как одышливый старик, карабкался вверх. Иван покачивался на стуле и следил за тараканом.
«Вот так и мы мечемся — вверх-вниз, а толку…»
Он завидовал сыщикам из детективов. Влезут в одно дело и мусолят его до победного конца. А когда их, дел этих, у тебя только «живых» десяток, а «дохлых» вообще полный сейф? Ведь надо хотя бы вид делать, что по «глухарям» работа ведется. Они, «дохлые», на шее будут висеть до морковкина заговенья, пока сами случайно не раскроются или срок давности не истечет. А может, и вообще не раскроются никогда. Самое милое дело, когда какой-нибудь бандюган расколется и пару-тройку старых «висяков» на себя возьмет. Правда, по закону подлости, обычно эти дела пылятся в чужом сейфе. Конечно, один за всех и все такое, всем ура, но… А уж про текущие дела и говорить не хочется. Попробовал бы какой-нибудь сочинитель детективов писать десяток книг одновременно.