— Съезжу, — ответил Иван, прощаясь со своим намерением не заниматься сегодня больше этим делом. — Куда?
— В Мечниковскую, э-э-э… кардиология.
— А что так? Это же другой конец города!
— Да кто их знает. Сейчас, кажется, везут не туда, где ближе, а туда, э-э-э… где места есть.
Иван вышел на улицу и остановился, размышляя о дальнейших действиях. Хомутов сказал, что до четырех часов в больнице тихий час. Можно было бы, конечно, помахать удостоверением и нарваться на скандал, но не хотелось.
«Надо же, тихий час!» — Иван был уверен, что теперь в больницы проходит кто хочет и когда хочет.
Забарахлившую («заболевшую»!) «жульку» сегодня пришлось оставить в гараже — итог влета в поддужную ямищу. Иван уже почти смирился с тем, что ездить по питерским дорогам без риска влететь в колдобину можно только на танке. Он решил дойти до Финляндского вокзала пешком и там сесть на автобус.
Остановившись на мосту, Иван с удовольствием закурил. Подзабытое за столько пасмурных дней послеобеденное солнце делало панораму нереально красивой. Он смотрел, как Нева несет свои тяжелые свинцовые воды к заливу, и чувствовал, что его наполняет удивительная смесь радости, восхищения и гордости, разливающаяся теплом по всему телу. Так было всегда, когда он любовался картинами своего города.
Иван любил Петербург горячо и благодарно. Он мог сколько угодно ругать питерский климат, грязь на улицах и бандитские разборки, но совершенно не выносил, когда это делал кто-то другой. Он знал родной город, как свою квартиру, с детства полюбив бродить по его улицам, сидеть на прибрежных спусках, стоять на ажурных мостиках, глядя на величественный и неизменный бег воды. Ему доставляло удовольствие находить описанные Пушкиным, Гоголем или Достоевским дома, заходить в их мрачные дворы и подъезды. Все, что было связано с Петербургом, особенно всякие безобразия и нелепости, он принимал близко к сердцу, будь то прорыв плывуна в метро или, к примеру, дурацкие переименования улиц. В общем, Питер был для Ивана не просто родным и любимым городом — он был давним, надежным другом, свидетелем побед и поражений, утешителем в беде.
Вот и сейчас, вдыхая влажный речной воздух, глядя вдаль на череду мостов, на маленький пыхтящий буксир, спешащий к Гавани, Иван почувствовал, что к нему возвращается уверенность в себе.
Лучи заходящего солнца резвились в оранжевых стволах сосен. Краснопесчаные дорожки утонули в воде. Прохожие тщетно выискивали клочок посуше, на который можно было бы перепрыгнуть. Путь от проспекта до больницы больше походил на форсирование водной преграды. Иван с ужасом подумал, что придется плыть. Отличаясь сравнительно неплохим здоровьем, он не переносил мокрых ног. Это означало немедленную простуду со всеми вытекающими последствиями.