Что-то безжалостное, бесстрастное, мощное и огромное буквально выворачивало меня наизнанку. Перетряхивало, внимательно разглядывало, не пропуская ни единой складочки, ни единого потаённого уголка. Все ощущения, все воспоминания, все мысли и эмоции были выдернуты со своих мест, разложены на лабораторном столе и подробно изучены под микроскопом. Это было очень, очень больно и чем-то неуловимо похоже на разрушительный Дар Мертвителей, но несравнимо более могущественно.
А потом неведомый «кто-то» отбросил меня как надоевшую игрушку, и сознание окунулось в блаженную тьму. Забытья или смерти, — в тот момент мне было неважно.
Трудно быть богом.
Не знаю, кто и когда сказал эти слова первый, это было давно. К нам фраза пришла из книжки писателя, жившего три века назад. Книжка была про другое, к нам не имела никакого отношения, но фраза давно уже стала девизом всей службы.
Служба БГК, или служба Безопасности Гражданской Космонавтики, уже много лет, едва ли не со дня своего основания, в народе носит другое название. Мы — Боги Глубокого Космоса. Те, о ком не помнят, пока всё хорошо, и к кому взывают, когда жизнь повисает на волоске. «Спасите наши души», — древний призыв и почти заклинание разносится в равнодушной и пустой межзвёздной темноте, и на призыв приходим мы. И спасаем. Годами не видим родных и близких, подобно тем несчастным верблюдам протискиваемся в игольное ушко, часто выслушиваем ругательства и почти никогда — благодарности, рискуем и гибнем сами, но всё равно — спасаем. У богов такая работа.
Собачья, честно говоря, работа.
Подобные философские мысли блуждали в моей голове, не отвлекая от важного дела. Невообразимо скрючившись и раскорячившись, я полулежал, полувисел на страховке в техканале и ковырялся в корабельных мозгах. Настроение, несмотря на общую бестолковость и даже почти безнадёжность положения, было невозмутимо-благодушным.
А ведь я ему говорил, что именно этим всё закончится! На последнем техобслуживании говорил, что система навигации ни к чёрту, что коротнуть может в любой момент, что тот факт, что она ещё работает, можно считать чудом. Наш Гудвин, один из толковейших «богов» во всей службе, когда речь заходила о корабле и технике, проявлял редкий оптимизм, граничащий порой с натуральным «авосем», что усугублялось уникальной везучестью.
Хотя даже его везение время от времени давало сбои, последствия одного из которых мы (и я — в частности) сейчас и пытались расхлебать.
Ярослав Гудкин стал Гудвином по самой примитивной причине: из-за опечатки. Даже не столько опечатки, сколько из-за дефектов шрифта и восприятия командира. Лет восемнадцать назад его, ещё зелёного сержанта, окрестил так на награждении начальник сектора.