Федотова очнулась от громкого рыбаковского «тпру». В двух шагах виднелось чисто выскобленное высокое крыльцо правления колхоза «Коммунизм». Над крыльцом — островерхая крыша. Она держалась на двух тонких деревянных колоннах, украшенных затейливой резьбой. Сколько раз Полина Михайловна бывала здесь, а резьбы этой не видела. Вообще сегодня все виделось необыкновенно хорошо, и все увиденное прилипало к памяти, как горячий воск к доске. Многое казалось странным, вроде бы нереальным. Так бывает, когда человек слегка захмелел. Может, и она захмелела от ядреного осеннего воздуха.
Видимо, она слишком долго просидела в ходке истуканом, потому что Рыбаков окликнул ее:
— Приехали, Полина Михайловна!
Она смущенно поглядела на него. Он возился с зажигалкой. На сосредоточенном лице — ни тени улыбки.
Федотова вылезла из ходка, неловко переступила занемевшими ногами.
— А вы разве не зайдете в правление? И лошадь бы передохнула.
— Нет. Мне надо в Жданово дотемна добраться. Пока. — И протянул ей руку.
5.
Гулко, как выстрел, хлопнула дверь. На крыльце показалась Настасья Федоровна Ускова. Она была в легком платьишке, без платка.
— Ишь, как начальство сторонится нас! — послышался ее грудной сильный голос.
Рыбаков повернулся к ней. «Простынет ведь», — встревожился он и выпрыгнул из ходка. Прикрутил вожжи к столбу, легко взбежал по ступенькам.
— Здравствуй. Пошли в правление, — и первым вошел в дом.
В кабинете Усковой никого. Полина Михайловна кинула на подоконник полевую сумку.
— Там у вас рукомойник в сенях. Пойду соскребу грязь и умоюсь.
Когда она скрылась в сенях, Рыбаков строго спросил Ускову:
— Чего это ты в одном платьишке летаешь? Простудиться хочешь?
— Аль жалко меня?
— Значит, жалко.
Она закрыла ладонью глаза, склонила голову.
Рыбаков кашлянул, спросил с хрипотцой в голосе:
— Ты что, Настя?
Она отняла ладонь от лица. Грустно улыбнулась.
— Теперь так и будешь — все мимо да мимо?
— На обратном пути заскочу.
— Когда?
— Дней через пять.
— В среду, значит. Надолго?
— Видно будет.
— Пять дён, — устало проговорила она и снова закрыла глаза ладонью.
Вернулась Федотова, на ходу расчесывая волосы. Рыбаков покосился на нее, улыбнулся уголками губ.
— Ну вот, привела себя в боевую готовность. Теперь можно не сомневаться в успехе.
— А что? — Федотова гордо откинула голову. — Не подведем, Настасья Федоровна?
— Не подведем, — сдержанно ответила Ускова. — Нам и осталось-то пустяки. Только начать да кончить.
— Много еще не убрано? — поинтересовался Рыбаков.
— Гектаров триста. Да и скошенный-то в суслонах мокнет.
— Надо молотить. По два раза пропускайте через барабан. Поднимите весь народ, всю технику — и ни минуты передышки, пока на поле есть хотя бы один сноп. Метеосводка хорошая. Ожидается резкое потепление.