— Обыкновенные…
— Много ли их всего-то? — перебил Плетнев.
— К нам приходили трое. — Коненко щелкнул замком портфеля. — Все инвалиды войны, находятся на лечении и…
— Занимаются спекуляцией, — вставила Федотова.
— Не знаю, может быть, вы располагаете более точными сведениями. — Прокурор отвернулся от Федотовой и умолк.
Дверь приоткрылась. В щель просунулась лохматая голова Синельникова.
— Можно, Василий Иванович?
— Давай.
Степан вошел. Быстрым взглядом окинул собравшихся, вполголоса сказал:
— Здравствуйте.
— Здорово, — откликнулся Рыбаков. — Садись.
Больше никто не ответил на приветствие, и это удивило Степана: «Чего это они?» Степан устроился на стуле поудобнее, покашлял и вопросительно посмотрел на Федотову. Та отвела глаза, Степан забеспокоился: «Что-то случилось неприятное». Он стал перебирать в памяти события минувших дней.
Василий Иванович уколол пария сердитым взглядом.
— Ну, расскажи, товарищ секретарь, как ты до этого додумался?
— О чем вы спрашиваете?
Федотова подала ему прокурорскую докладную. Степан поднес листок к самому носу и, близоруко щурясь, пропуская целые строчки, торопливо прочел. Свернул бумагу трубочкой, зажал в кулаке. Посмотрел прямо в сердитые глаза Рыбакова и громко сказал:
— Это правда. Мы решили бороться со спекулянтами.. Рыскают по району целыми стаями. Как волки. Рабочих и колхозников обирают да еще…
— Откуда вам известно, что все эти люди — нетрудовые элементы? — перебил его прокурор.
— Мы документы проверяли… — голос у него задрожал от обиды и сорвался, — У всех… Двое имели справки с заводов. Заготовители. Мы их не тронули. Остальные — тунеядцы и хапуги…
— Сколько отобрали табаку? — с трудом сдерживая улыбку, мягко спросил Плетнев.
— Двести шестьдесят килограммов. У нас есть акт. Мы его отправили подшефной дивизии…
— Так. — Рыбаков ткнул окурок в пепельницу. — Значит, ты считаешь, ничего особенного не произошло? Все в порядке. Совершили беззаконие, занялись грабежом — и вы же герои. Так, что ли?
— Почему герои? — Степан растерянно замигал короткими светлыми ресницами.
— Придется разъяснить тебе, что к чему. Садись. Давайте обсудим этот факт, товарищи. Кто будет говорить? Пожалуйста, товарищ Шамов.
Богдан Данилович встал. Повертел в тонких длинных пальцах янтарный мундштук, откашлялся. Он начал речь со сталинского высказывания о комсомоле, напомнил, что говорится об этом в решении XVIII партсъезда, подчеркнул их особую важность для настоящего момента и только после этого заговорил о Синельникове.
Снова перечислив все ему известные проступки комсомольского секретаря, назвал их политическим хулиганством, которое дискредитирует комсомол и в условиях военного времени наносит вред делу обороны.