Никто не произнес ни слова.
Постояли, постояли и по знаку Синельникова молча вышли во двор.
— Слушай, Борька. — Степан схватил приятеля за рукав. — Боевое поручение. Чтобы к вечеру у нее были дрова и хотя бы пара мешков картошки. Понимаешь? Ни перед чем не отступай. Действуй.
— Добро….
5.
К полудню у озера собралась добрая половина колхозников. Вскоре туда подошли и Синельников с Новожиловой. Они побывали почти во всех домах. Много горя увидели. Но рядом с людьми, примятыми нуждой и отчаянием, были и такие, кто за тяжелым вздохом и грубостью прятали сытое, тупое равнодушие.
Особенно поразил Степана разговор с Клоповым. Они встретились у калитки его дома. Кузнец, дымя трубочкой, на ходу застегивал пуговицы полушубка. На плече у него — деревянные вилы-тройчатки.
— Доброго здоровьица, — первым поздоровался он, дотронувшись рукавицей до шапки.
— Здравствуйте, Артем Климентьевич, — сухо ответила Новожилова. — Далеко ли?
— На сенокос. — Клопов насмешливо прищурился, а его трубочка вдруг затрещала, застреляла искрами. Он фыркнул коротким широким носом. — На покос спешу, товарищ парторг и товарищ уполномоченный.
— Здорово вы спешите. — Степан осуждающе посмотрел на кузнеца. — Скоро обед, а вы никак не расчухаетесь.
— Промежду прочим, товарищ уполномоченный, вы напрасно на меня волком глядите. — Щеки кузнеца стали как каленый кирпич. — Я нынче поране вас поднялся. Бабам косы наладил да отбил.
— Он человек новый. Откуда ему знать, что вы кузнец? — вступилась Новожилова за Степана.
— То-то и беда, — укоризненно заговорил Клопов, и его трубочка засвистела, вбирая в себя морозный воздух, а из широких волосатых ноздрей повалили клубы дыма. — То-то и беда, что вы все норовите нахрапом взять. С разбегу, значит, раз-два — и в дамки. Был у меня сегодня ваш товарищ. Приставил нож к горлу — давай мешок картошки детям-сиротам, и все..
— Какой нож? — встревожился Степан.
— Это присловье такое. А вообще-то силком выгреб из голбца пять ведер картошки и увез. Вчера вы сено силком отнимали, сегодня — картошку. А завтра за рубахой придете? Где тут закон? Разве Совецкая власть так учит к мужику относиться?
— Постыдился бы, Артем Климентьевич, жалиться. У тебя этой картошки две ямы засыпано. Сколь добра на нее повыменивал.
— Ты на мое добро не зарься. — Он вынул из зубов трубочку, выбил ее о древко вил. — Оно не краденое и не по наследству досталось. Своим хребтом заработал. Стало быть, моя собственность. И нету законов, чтобы силой отымать.
— Твоя сноха за все лето не более двух недель на колхоз работала. Все на своем огороде, — не уступала Новожилова.