Некогда думать и оценивать случившееся. Бросаем носилки и вместе с Шаповалом лезем в болото. Кашин накрывает голову кочкой, а Михаилу кочек не осталось, и он маскируется сорванными на берегу листьями лопуха.
Немцы выходят на поляну перед болотом. Брошенные носилки их настораживают, они начинают искать: рыщут вдоль болота, стреляют в подозрительные места, затем уходят.
Выбираемся на сухое место. Никто из нас не пострадал. Мише совсем плохо. Снова укладываем его на носилки и несём дальше. Он то приходит в сознание, то впадает в забытьё.
Несколько месяцев назад отрядный врач освободил Марию от длительных переходов и походов, и её прикрепили к кухне. Мария ждала ребёнка. Как радовался этому Миша! И, казалось, ещё немного — и всё, кончится оккупация, и все заживут… Но, видно, не судьба…
Находим остров, чтобы в его в зарослях скрыться от вражеских самолётов.
Миша снова открывает глаза:
— Пристрелите меня, — тихо говорит он, — мне все равно не выжить, а из-за меня вы все погибнете.
— Ерунда, Миша, — говорю я ему, — не из таких сетей выбирались.
Хотя сам понимаю, что в такую передрягу мы ещё не попадали ни разу.
— Дайте пистолет… Я сам, — тихо произносит наш командир.
— Вспомни нашего врача — Моисея Абрамовича, мудрый был старик. Что он говорил? Минута жизни — тоже жизнь, крепись…
Когда мы подошли к острову, Миша уже в сознание не приходил. На острове под защитой болот и кустарников было чуть спокойнее, но в отряде почти не осталось продуктов. Теряем силы, начинаются голодные отёки.
Командование отряда принимает решение идти на прорыв. Эстафета начальника разведки от Шаповала переходит ко мне. Собираем остатки съестного и оставляем их Мише. Уходим. С Мишей на одном из многочисленных островков Домжерицких болот остаются Мария и Костя Кашин.
Уже отойдя на некоторое расстояние, соображаю, что может произойти в ближайшее время. Возвращаюсь и отдаю из санитарной сумки несколько упаковок бинтов, вату и марганцовку.
Прорыв мощной блокады малыми силами, ослабевшими от голода людьми, с дефицитом боеприпасов был равен одному шансу из ста. И этот шанс нам выпал.
Остатки отряда с боем вышли из окружения. А через две недели мы соединились с частями Советской Армии. Сразу же за Михаилом и его спутниками послали повозку с бойцами отряда. Их привезли в страшном состоянии, Мария и Костя едва держались на ногах. Миша лежал на носилках и слабо улыбался. Он преодолел кризис, справился с болью, потому что рядом была она. У них родился сын. Через месяц партизанский отряд расформировали. Большинство партизан ушло на фронт. Мишу в армию не взяли — он был признан инвалидом.