— И это исполнялось?
— Да, и контролировалось жёстко, по-военному. В соседнем отряде был такой случай. Вернулся из рейда партизан на лошади, а вместо седла — красивый коврик.
— Где взял?
— Да, так, — говорит, — в одной деревне.
Стали разбираться и выяснилось, что он самовольно заехал в деревню и отнял коврик у одной женщины, муж которой был в партизанах. Парня в назидание другим судили и расстреляли.
— Да-а…
— Вот тебе и «да»… Давай ещё по одной…
Мы выпили ещё по одной.
— Вот ты говоришь, что этому прототипу не хватало? А, наверное, и не хватало признания. Воевал мужик, всё видел, а потом писатели стали описывать войну не совсем такой, какой она была на самом деле. Появились литературные герои, и они заслонили реальную войну и реальных героев. Вот и обиделся мужик, и чуть-чуть подправил свою биографию, дотянул её до неких образцов массового сознания.
— Да, это я и сам понимаю.
— А в чём вопрос?
— Что с этой информацией дальше делать?
— А это ты уж сам решай, не перекладывай на чужие плечи. А что касается операций… — продолжил прежний разговор хозяин. — Вся правильность их с позиций военного искусства тоже появилась потом, после войны. Когда в учебных заведениях все те операции превратились в схемы, а схема от жизни отличается, прежде всего, правильностью… А ты прочитал дневник и видишь, что всё там происходило неправильно…
— Значит, всё идёт не от…
— Да, всё идёт от идеализации войны, от идеализации партизанского движения, а идеализация всегда плохой помощник…
— Почему?
— В ней есть элемент того, что в реальности не могло существовать, то есть…
— То есть вымысла.
— Да, вымысла, но вымысла, который порождён конъюнктурой времени…
Так, слово за слово, мы допили бутылку, но вопреки известной поговорке, что без бутылки — не разберёшься, так ни в чём и не разобрались.
Просто стали говорить сумбурнее, перебивая друг друга…
Первым решил поставить в этом точку мой собеседник.
— Ладно, — сказал он, — подведём маленький итог…
— Подведём, — согласился я.
— Первое. Что тебе делать с полученными материалами — решай сам.
— Угу, — сказал я и сделал вид, что загибаю палец.
— Второе… В любом случае, ты не суди их строго, они свою миссию выполнили, и самое интересное, выполнили отнюдь не по чьей-то указке… А то, что они не вписываются в какие-то стандарты героев или схем негласной работы, то это потому, что схемы эти слишком правильны, а значит, нежизненны, да и появились они спустя целое поколение… Понял? Пойдём, я тебя провожу и по дороге расскажу ещё один случай…
* * *
Домой я пришёл в полном смятении, сказал жене, что сильно устал, и завалился спать, рассчитывая утром принять решение. Но спрятаться за рассвет не удалось. Утром позвонил главный редактор.