А вот и барельефы… „Битва кентавров“. Множество фигур, переплетенных в жаркой схватке, по сюжету — смертельной, но эмоциональность, играющая на каменных лицах, наводила на мысль, что кентавры впали в любовный экстаз. „Поистине, любовь и смерть, Эрос и Танатос — две стороны одной медали“. Композиция из фигур, объединенных одним общим порывом, напоминала горельефы из индийского храма в Кхаджурахо. Насте когда-то показывал альбом с репродукциями этих памятников древнего искусства радиожурналист из редакции иновещания Соумен Нахар. Они иногда встречались на пресс-конференциях, и Настя видела, что темноглазый парень явно, как говорится, положил на нее глаз. Но сам он был настолько не в ее вкусе, что она ограничила свое общение с ним темой любви к искусству. Правда, произведения искусства, подходящие для обсуждения, Соумен выбирал несколько специфические. Они рассматривали фотографии, по разнообразию сюжетов превосходившие западные журналы. Каменные люди занимались любовью в головоломных акробатических позах, которые могут повторить разве что натренированные йоги. Казалось, скульптор лишил своих героев позвоночника, но придал им гибкость, свойственную гусеницам. Древние индусы знали все. Соединяясь, они достигали единства мира человеческого с миром вселенским. Они были свободны и чувственны, в отличие от незадачливых европейцев, через несколько веков все же признавших: Восток был прав, утверждая, что единение мужчины и женщины является главным принципом мироздания.
Анастасия извлекла из шкафа, с полки, где сложены ждущие своего часа отрезы тканей, подарок Соумена — настоящее сари из блестящего натурального шелка. На белом фоне были изображены силуэты храмов, похожих на храм в Кхаджурахо, перья райских птиц, бирюзовые, черные, бордовые дивные цветы, напоминающие маковые чашечки, до краев наполненные росой, и древние, непонятные орнаменты.
Целых пять метров матово поблескивающей ткани, отрез, который невозможно раскроить, нельзя превратить в неиндийское платье. Это сари — как непереводимая на иные языки чувственная поэзия.
Настя провела рукой по гладкой поверхности, и вдруг у нее возникло желание завернуться, забинтоваться в это великолепие, почувствовать его всей поверхностью тела. Через мгновение все, что было на теле, — платье, лифчик, колготки, трусики, — некрасивое, как весенний снег, комом валялось в углу дивана, а ее второй или даже первой кожей стала нежнейшая ткань. И Анастасия „на собственной шкуре“ убедилась, что индийские женщины чувствуют себя намного эротичнее европейских. Индуска вся — эротика. Ее одеяние, походка, танец переполнены чувственностью.