Дочь
— Когда у Заремы погиб муж, его родственники забрали у Заремы дочку и отдали брату ее покойного мужа. Это тоже вайнахский обычай?
— У матери никто не имеет права отнимать ребенка. И брат покойного мужа, то есть дядя девочки, имел право ее воспитывать без всякого удочерения. Как свою родную дочь. Он бы и так взял на себя всю ответственность за этого ребенка и был бы ей как отец. Зарема говорит, что Хашиевы приехали к ее дедушке в Ассиновку, спросили, заберет ли он внучку с правнучкой, а дед якобы ответил, что не заберет, потому что старый, не прокормит.
Но когда Хашиевы к дедушке приехали? После того как Зарема от них уже ушла. Ушла из дома мужа и дочь там оставила. Если бы она хотела жить со своим ребенком, никто бы ей не препятствовал. Дом, в котором Зарема жила с мужем, в этой ситуации, по вайнахскому закону, принадлежит дочке Заремы. Девочка-сирота, кроме матери у нее никого нет. Зарема говорит, что свекор предложил ей оставить ребенка в его семье, а самой создавать новую семью. Возможно, он так ей и сказал, ничего плохого в этом нет, хотел как лучше. Ты молодая, создавай семью, а воспитывать твою дочь будет мой младший сын, твоя дочь ни в чем не будет нуждаться.
Но если она ответила бы свекру, что нет, я не хочу создавать новую семью, я хочу жить со своей дочкой, никто бы ее из дома не выгнал. И родственники со стороны мужа обязаны были бы ее всем обеспечить.
Свекор, конечно, мог на нее давить. Говорил, наверное, что будет лучше, если девочка будет расти в семье дяди, что у тебя, Зарема, ни образования, ни родителей. И дедушка у тебя, Зарема, старенький, что ты этому ребенку сможешь дать? Откажись, Зарема, от дочери, для ее же блага. Но если бы Зарема не испугалась, никто бы ее силой не выгнал и ребенка бы не отнял. В этой ситуации решение принимает женщина. Мало ли что тебе говорят?
Зарема говорит, что ей запретили видеться с дочкой. Это чушь полная. Вот она рассказывает, как дочку украла. Пришла в дом к этим Хашиевым, взяла дочку, пошла с ней погулять. То есть не запрещали ей с ребенком-то видеться. Все у них меж собой было мирно и по взаимной договоренности. И родительских прав ее не столько лишили, сколько она сама от них отказалась, чтобы брат мужа мог ее девочку удочерить. А если бы это было не так, кто бы с ней ребенка отпустил, да еще без присмотра.
И наверняка никто не собирался в будущем скрывать от девочки, что Зарема — ее мать. У вайнахов не принято это скрывать. Они трепетно относятся к своим родословным, и такие вещи всегда всплывают.
Вайнахи вообще не считают нужным врать детям. Поэтому наши дети очень рано начинают все понимать. Десятилетний москвич и десятилетний ингуш — это разные дети. У москвича детство как детство — кино, игрушки. А ингуш слишком рано начинает жить настоящей мужской жизнью. Он менее инфантилен. И смерть на территории Чечни и Ингушетии ближе к людям, не на задворках. Каждый день кого-то хоронят, и дети это видят. Они, в отличие от московских детей, с детства знают, что жизнь не прекрасна, что человек не вечен. Что можно потерять в одночасье и маму, и папу.