— Для начала хотели подглядеть, как ты обращаешься с сырой силой.
— Ну и для эстетики, — добавил стихийник.
— В каком смысле? Новый вид извращения — наблюдать, как девушка, сидящая на краю свалки, обращается к стихии? — я вопросительно подняла бровь и рискнула пригубить чай.
Подозревала, что ответ меня удивит.
— И это тоже, — Хинч хохотнул, отсалютовал мне чашкой, — Но вообще эта свалка портила вид из окна моей спальни. А собственных сил на такую влажную уборку берега у нас давно уже нет.
— В следующий раз, — я прищурилась на двух эксплуататоров, просчитывая какую маленькую пакость могу им сделать, — Как соберетесь моими силами смыть в море пару гор мусора, стереть с лица земли небольшой городок, затопить корабль, заморозить каток — говорите прямо. Когда я понимаю что делаю — это доставляет мне больше удовольствия.
Уж не знаю, приняли ли они к сведению моё заявление, только покивали благостно и ну дальше чаек попивать. Но больше таких сюрпризов не было.
Красивая женщина радует мужской взгляд, некрасивая — женский.
Дни шли своей чередой. Я выматывалась, вгрызаясь в гранит науки, но каждое утро вновь и вновь поднималась, иногда посещала большую шумную стройку, в которую превратился мой особняк, ругалась с троллем, подписывала очередную пачку чеков, хватаясь за голову от столичных цен.
Пару раз меня навещал герцог Витт, интересуясь, как идут дела. Ему я была искренне благодарна, пока словно невзначай профессора не признались, что согласно плану герцога моё обучение для начала надо было свести к умению выстраивать вполне определенные структуры, которые были нужны в наполнении амулетов, ради которых меня и пригласили изначально. Только вот старые маги имели своё видение преподавательской деятельности. Впрочем, межстихийным взаимодействиям меня тоже учили.
Еще ежедневно я забегала на почту отправляя и получая весточки от тетушки.
Дети разлуку переносили неплохо, если судить по письмам, разве что первые дни капризничали и искали меня. Я старалась не представлять своих малышей, сбегающих от нянюшки в мою спальню и ищущих маму под кроватью, как то описала Мадлен. Хорошо, что у меня было слишком мало свободного времени, чтоб предаваться меланхолии.
По учёбе общалась я чаще с профессором Капелли. На небольшом полигоне, расположенном в парке Академии занималась тоже чаще с ним. Хотя первое время я просто повторяла заученные структуры, тренируясь формировать их быстро, точно и аккуратно.
Так минуло несколько недель. И город уже укутал первый, неверный еще снежок, неожиданно совпавший с морозцем и потому не растаявший сразу. Дни были заняты делами, а ночи Никласом.