Когда Клео скинула гору меха на пол, раздалось недовольное урчание, в воздух поднялось облако шерсти. Клео поправила волосы и проводила взглядом уходящего кота, хвост которого походил на метелочку из перьев.
– Проблема в том, что он обычно спит со мной.
– Должно быть, вам тесновато.
Персиковые щеки Клео порозовели. Схватив покрывало, она плотно завернулась в него, как в хлопчатобумажную броню, и что-то гораздо сильнее злости вспыхнуло пламенем в ее голубых глазах.
– Ты ничего не знаешь обо мне и моей жизни. Ни разу не удосужился со мной связаться! Так что моя жизнь тебя не касается!
Неужели она подумала, что он имел в виду «тесно в постели»?
– Я пытался сказать… – Джек вовсе не собирался выяснять, как она спит, меньше всего на свете хотел думать об этом! – Забудь.
Она манипулировала парнями с тринадцати лет – с тех пор, как созрела. Это была постоянная головная боль. Наверное, теперь, в двадцать два года, Клео сама научилась с этим справляться.
Джек перевернулся на бок и подложил больную руку под голову:
– Ты здесь всю ночь?
– Тебе, видимо, приснился кошмар. Я уже собиралась в постель и зашла проверить, в порядке ли ты. И уснула. Если думаешь, что здесь кроется что-то другое, ты безумнее, чем я считала.
Улыбка расцвела на губах Джека.
– Несколько дней отдыха – и я в порядке. Но все равно спасибо.
Подбородок Клео поднялся еще выше.
– Да не за что. Я привыкла спать сидя. Часто приходилось у постели Джерри.
А это шип специально для Джека. Прямо в цель. Ведь она взяла на себя его обязанности.
Он хотел думать, что приехал бы домой и попытался помириться с отцом, если бы узнал о его болезни раньше, но шрамы в их отношениях были слишком глубоки, до самой кости. Если бы Джек и приехал, то исключительно ради Клео.
– Джерри любил, чтобы я читала ему, пока он не уснет, – мягко сказала Клео. – А на рассвете, когда боль усиливалась…
Ее глаза увлажнились. Схватив салфетку с ночного столика, она шмыгнула носом.
– Долго отец болел?
– И этот вопрос задает мне сын. Еще два года назад он знал, что смертельно болен. Все было не так уж и плохо, только последние три месяца нам обоим дались тяжело. Он хотел умереть дома. – Ее слезы пригвоздили Джека к кровати. – Умирая, он хотел, чтобы ты был рядом.
Эти слова ужалили так, словно Клео провела по нему инструментом по металлу, который он у нее видел.
– Прости меня, Златовласка.
Она уставилась на него. Повисла тишина. Джек готов был поклясться, что в комнате стало жарче.
Клео резко высморкалась и пошла, волоча за собой покрывало, в примыкавшую к спальне ванную выкинуть салфетку, а когда вернулась, сказала: