Бывший лучший друг и Клео обменялись странными взглядами.
– Мне надо быть в суде через час, – застегнув портфель, сказал Скотт. – Я вас оставлю. – Он остановился у двери. – Расскажи ему правду, Клео. Всю.
И дверь со щелчком закрылась.
Правду? И как далеко заходит эта правда? Джека обволокло холодом, как саваном, он чуть не задохнулся. Его предали люди, которым он доверял, которые были ему дороже всех на свете.
Он думал, что еще в молодости уяснил себе правило: оставляешь сердце нараспашку, значит, сам хочешь, чтобы его растоптали. Именно поэтому он выбрал роль зрителя и смотрел на жизнь через объектив камеры. Одинокий, холодный, с целым сердцем.
Но, похоже, он все-таки ничему не научился.
– Так в чем правда, Клео? – Он удивился своему странному голосу. Или, может, это звук его разбитого сердца? Окончательно и бесповоротно.
Клео подошла к окну. Она избегала его взгляда и его самого. Солнце роняло на нее золотые полосы сквозь вертикальные жалюзи, и от этого она казалась еще недоступнее.
– А правда в том, что я не могла оставаться одна в доме, Джек, после того… – Она словно уменьшилась в размерах, обхватив себя руками. – После того, как Скотт рассказал мне о твоем отце.
Отлично. Просто замечательно. Джек потер шею, где из-за скопившегося напряжения зарождалась головная боль.
– Забудь об этом. Я уже забыл.
Клео любила Джерри, и Джек хотел скрыть от нее жестокие подробности.
– То, что он сделал с тобой… – Она наконец повернулась к нему лицом. В загадочных глубоких голубых глазах теснились эмоции. – Мне жаль.
– Мне не нужна твоя жалость.
– А я тебя и не жалею, – парировала Клео. Сжимая плечи побелевшими пальцами, она смотрела на Джека. – Я хотела сказать, мне жаль, что ты со мной не поделился этим. А на тебя я злюсь. Почему ты никогда не сопротивлялся? У него я никогда не видела синяков!
Джек покачал головой:
– Кулаками и вообще насилием никогда ничего не решить. К тому же его ужасно бесило, когда я не давал отпор. Озлобленность и несчастье в его взгляде всегда дарили чувство удовлетворения, когда я уходил.
– Тебе не приходило в голову, что я имела право знать? Все время ты позволял мне любить этого человека.
– Он тебя тоже любил. Я не хотел сделать тебе больно.
– Ты скрыл от меня правду. Солгал! Уехал, не сказав ни слова, все держал в себе. Вот что обидно!
– Я…
– Шесть лет твоей жизни для меня загадка. – Она разрезала рукой воздух, задев жалюзи, и заставила Джека замолчать. – Ты никогда не доверял мне настолько, чтобы открыться. Вот что обидно! Ты как серебряный браслет, который я делаю, красивый, крепкий, уникальный и замкнутый!