Он бродил одиноко, жалуясь и бормоча, пока не вышел по Реке к ручью, сбегавшему с гор, и поднялся вверх по его течению. Невидимыми пальцами он ловил в омутах рыбу и ел ее сырой. Однажды в жаркий день он наклонился над омутом и почувствовал, что ему жжет затылок, а в глаза ударил резкий свет. От боли он закрыл глаза. Он совсем забыл, что в мире существует солнце. Впервые за долгое время он взглянул на него и погрозил ему кулаком. Опуская глаза, он увидел далеко перед собой вершины Мглистых гор, с которых стекал ручей. И внезапно подумал: «Под этими горами должно быть холодно и темно. Солнце не сможет увидеть меня там. И там корни этих гор — истинные корни: там, должно быть, погребены глубокие тайны, до которых еще никто не докопался».
Ночью он поднялся в горы и обнаружил небольшую пещеру, из которой вытекал ручей; как червь, протиснулся он в сердце гор, исчез, и больше его никогда не видели. Кольцо вместе с ним ушло в тень, и даже Создатель его ничего не знал о нем, когда его Сила вновь начала расти.
— Голлум! — воскликнул Фродо. — Голлум?.. Тот самый Голлум, с которым встретился Бильбо? Какая мерзость!
— Думаю, это печальная история, — сказал маг, — и она могла произойти с кем-нибудь другим… с каким-нибудь хоббитом.
— Не могу поверить, что Голлум в родстве с хоббитами, хотя бы и в дальнем, — с жаром заявил Фродо. — Что за дикие выдумки?
— Тем не менее, это правда, — ответил Гэндальф. — Во всяком случае, о происхождении хоббитов я знаю больше, чем они сами. Даже по истории Бильбо это родство очевидно. У Бильбо и Голлума оказалось много общего. Они хорошо понимали друг друга, гораздо лучше, чем хоббит понял бы гнома, или орка, или даже эльфа. Они одинаково думали, даже загадки у них были одинаковые.
— Да, — сказал Фродо. — Хотя не только хоббиты загадывают загадки, есть много похожих загадок. Но хоббиты не мошенничают. А вот Голлум обманывал все время. Он старался застать Бильбо врасплох. И я думаю, что злобная тварь просто забавлялась: ведь он ничего не терял. Выиграет — добыча сама в руки попадает, проиграет — все равно свое возьмет.
— Это верно, — подтвердил Гэндальф. — Но я думаю, в этом есть еще кое-что, чего ты не видишь. Даже Голлума Кольцо не поглотило окончательно. Он оказался сильнее, чем мог бы предположить кто-либо из Мудрых: ведь он сродни хоббитам. В его душе еще оставался маленький уголок, куда, как сквозь щель во тьме, проникал свет — свет прошлого. Должно быть, ему нравилось услышать этот голос, приносящий воспоминания о ветре и деревьях, о солнце на траве и других забытых вещах. Но это, конечно, делало его темную часть еще более злобной, — вздохнул Гэндальф. — Увы! Для него мало осталось надежды. И все же какая-то надежда есть. Он очень долго владел Кольцом, но пользовался им нечасто: в черной тьме подземелий в этом не было необходимости. Поэтому он и не «истаял» совсем. Он, конечно, исхудал. Но Кольцо пожирало его душу, и это мучение стало непереносимым. Все «глубокие тайны» гор оказались пустым звуком: там нечего было искать, можно было только пожирать добычу и вспоминать прошлые обиды. Голлум был очень несчастен. Он ненавидел тьму, но еще больше ненавидел свет. Он ненавидел все, а больше всего Кольцо.