- Я ясно слышал, как кто-то плакал. Это была ты? Женщина опять не ответила.
- Конечно, была ты. Напрасно ты плачешь, напрасно убиваешься. Я только что был на большой дороге. Встретил человека из города. Он божился, что Худаяр-бек сейчас приведет осла. Он говорил, что, правда, строят Гейдарханский мост, но от селения Данабаш потребовали на это не осла, а целых сто рублей. Он клялся всеми святыми, что Худаяр-бек вот-вот приведет осла. Сам, говорит, видел... Ей-богу, я правду говорю.
- К черту приведет, к дьяволу приведет! У ребенка моего ноги теперь волдырями покрылись. Очень мне надо, придет осел или нет. К черту придет, к дьяволу придет! Я об Ахмеде тревожусь, к черту осла! К черту придет, к дьяволу придет!
- Жена, ей-богу, тот мужчина говорил, что сейчас придет. Сама подумай, зачем было ему врать? Если б он не знал, не говорил бы. Он клялся, что сам видел на базаре их обоих, Худаяр-бека и Ахмеда. Я, говорит, собирался идти и спросил у "их, когда они пойдут. Те ответили, что сейчас трогаются. Я, говорит, пошел, а они остались, чтобы после меня тронуться.
Женщина ничего не сказала. Она встала, вздохнула, высморкалась в подол юбки и, взяв с табурета несколько сухих лавашей, отнесла к двери и стала кропить их водой.
- Иншаллах, сейчас придет! - проговорил дядя Мамед-Гасан и, надев башмаки, подошел и встал около жены.
Когда Иззет кончила мочить хлеб, дядя Мамед-Гасан взял кувшинчик и вышел во двор. Вскоре он вернулся и, присев на корточки у дверей, начал совершать дастамаз - обязательное омовение к намазу.
Прежде всего он помыл кисти рук, потом лицо, а затем руки до локтей. Каждый раз, выливая воду, он произносил "бисмиллах". Покончив с омовением и проведя мокрой рукой, согласно ритуалу, по голове, он вошел в саклю и, найдя в нише мохир, положил на палас и приступил к намазу.
Иззет снова села в угол и, положив подбородок на поднятое колено, стала смотреть перед собой.
Дядя Мамед-Гасан, прочитав азан и игаме, перешел к хамду и гюльхуваллаху и готовился уже перейти к поклону, когда дверь открылась и в комнату ввалился усталый и словно больной Ахмед.
Дядя Мамед-Гасан поднял обе руки к небу и воскликнул:
- Аллахуакбар!
Иззет радостно вскочила с места и позвала Ахмеда. Тот остановился у дверей и, прислонившись к стене, простонал:
- Ох, мама!
Дядя Мамед-Гасан не вытерпел, после второго земного поклона он прервал намаз и бросился к Ахмеду. Отец и мать, схватив сына за руки, спрашивали наперебой:
- Почему ты так стонешь, сыночек?
- Что у тебя болит, милый? Иззет спросила: