– Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.
– Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.
– Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.
– В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?
У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.
– Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.
– Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?
Я изобразил спокойное недоумение:
– В Смоленскую область?
– Да. Пусть даже ненадолго? – Рахманов застыл, глядя на меня.
– Да нет… Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.
– И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?
– Девятого июля? Именно в этот день?
– Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.
Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:
– Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.
– Ну а днем раньше? Восьмого?
Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.
– Восьмого июля я был в Москве. Точно.
– Почему вы в этом так уверены?
– В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.
Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:
– И сколько же составил этот гонорар?
– Пятнадцать тысяч.
– Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?
– Не знаю. Я просто художник.
– Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?
– Есть такая Вера Николаевна Новлянская.
– Эта Новлянская – любитель живописи? Коллекционер?
– Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.
– И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?
– В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».
– Что, в другом месте нельзя было продать картину?
– Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже.
– Когда?
– Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.
– И что из себя представляла картина, которую вы продали Новлянской?
– Женский портрет. Масло.
Рахманов поправил лежащие на столе бумаги:
– Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого.
Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь таксист увел мою шестерку со стоянки восьмого днем. Я и не знал, что будет так трудно. Теперь я должен взвешивать каждое слово. Буквально каждое.