– Конечно, Таль, я отпрошусь у мамы и могу даже ночевать с ними, да?
– Спасибо, – сказал Таль так серьёзно и проникновенно, что Янка закусила губу, чтобы сдержать подбирающиеся к глазам слёзы.
Домой они шли по самой богатой улице Посёлка, где друг за другом стояли роскошные виллы, напоминающие поместья XIX века, с садами, чугунными воротами, за которыми можно было разглядеть фонтаны и беседки. Ленивые охранники скучали у таких ворот, и Таль с Янкой старались проходить побыстрее. Но около одной виллы Таль остановился. Правда, не у самых ворот, а подальше. Провёл раскрытой ладонью по забору, заглянул в сад.
– Знаешь, – сказал он, сжимая кулаки вокруг прутьев узорчатой решетки, – я понимаю, как произошла революция.
Янка в удивлении посмотрела на него.
– Когда я смотрю на эти особняки и думаю о том, что вот сейчас приду домой, а там Анютка и Маруся и надо чем-то их покормить… я бы тоже взял в руки оружие.
– Не знала, что ты коммунист, – насмешливо сказала Янка.
– Да причём здесь коммунист?! – тут же вспылил Таль. – Я просто говорю, что ПОНИМАЮ, как это произошло.
В горах Талю было хорошо. Воздуха много. Тишины. Все звуки яйлы вплетались в эту тишину: ветер, стрекот кузнечиков, шелест травы, вскрики птиц… Работы было много. Они собирали траву на яйлах и воровали лаванду на совхозных полях. Воровать было весело. Так раньше они арбузы с бахчи катали с ребятами. Янка тоже с ними однажды ходила. Таль о Янке думал всё время. О маме с Пашуней и девочках он тоже думал, но это было другое.
С Янкой он мысленно вёл бесконечные разговоры. Вспоминал, как они ходили на Чёртов камень собирать мидии три лета назад, как она разодрала себе руки с непривычки и как потом они варили мидии в помятой железной кружке, которая была припрятана Талем у заветного камня. Много чего вспоминал Таль. И не замечал работы, хоть спину к вечеру ломило, ноги гудели, опухали пальцы. За водой приходилось ходить к далёкому роднику, варили по очереди, и не всегда получалось съедобно. В их бригаде он был самым младшим, но никто его не жалел, никаких поблажек не делали. Талю это даже нравилось. Все матерились, и Таль матерился, все курили, и Таль начал. Только самогонку пить отказывался. Он понимал, что если бы отец не был пьян в ту ночь, он бы выплыл. Таль не знал никого, кто лучше отца плавал. Да если бы он не был пьяным, он бы и на берегу один не оказался.
И Хозяин недобро усмехался, если видел, как Таль упрямо отказывается пить. Все его так и называли – Хозяин. Будто не было имени у человека. Он появлялся раз в неделю на своём джипе, забирал сборы и исчезал там, внизу, где была жизнь. А тут – только тишина.