Путислав вытянул саблю из ножен и улыбнулся хищно, поигрывая кистью, чтобы разогреть руку перед боем. Молодец Горыня, все правильно делает! Только передние воины столкнулись с врагом, как два десятка задних тут же отскочили в степь и закружили, управляя конями только с помощью колен. Стрелы летели и летели, сбивая врага с седел, валя их коней под ноги их же товарищей, ломая строй.
Три десятка дружинников прошли через толпу разбойников, как нож через масло, рассекая надвое. Вот они вылетели по другую сторону возов, развернулись, и в воздухе одновременно сверкнули десятки сабельных клинков. Большинство копья потеряли еще во время первой стычки. Сейчас начнется кровавый танец, и победит тот, у кого рука быстрее, глаз острее, нутро тверже.
Лучники откатывались и снова набегали, осыпая стрелами противника, а Горыня схватился со своими конниками в клинки.
– На ворога! – закричал Путислав. – Крыльями! Уступом справа! Отсекай от реки!
И из-за холма высыпало еще полсотни всадников, но теперь уже с молодецким свистом и визгом, которому научились молодые дружинники у степняков. Видно было, как атаман разбойников заволновался, заметался по сторонам, ища, нет ли угрозы еще с какой стороны. А Путислав со своими все ближе и ближе, он уже видит лица, вороватые глаза мужиков, раскосые глаза степняков, которые рыскали в поисках добычи и давно ушли из своих отцовских табунов.
Дружинники захлестнули свору разбойников широко, как плащом запахиваются от непогоды. Закричали раненые, повалились вражьи кони, увлекая за собой всадников. И только древки копий замелькали в толпе, застревая наконечниками в телах врага. И взметнулись сабли, искрясь на солнце белой сталью, как серебром и красной кровью, как драгоценными каменьями.
Теперь каждый дрался сам, каждый крутился и рубил того, до кого дотягивался с седла. Строй был сломан, рубились по-степняцки: больше крутиться с конем, создавая панику и неразбериху в рядах врага, и рубить без разбору, что в грудь, что в спину. Не успела ворона перелететь на ту сторону реки, как все было кончено. Вырубленная ватага заполнила телами пойменную степь от реки до леса. Еще кто-то пытался уйти оконь, но их догоняли и рубили или снимали стрелами вслед. Кто-то кинулся в воду, и понесло его течением вместе с телами убитых, окрашивавших воду красным. Кого-то уже волокли на арканах к обозам.
Путислав, вытерев лицо рукавом, ехал по побоищу и смотрел. Сабля, вся в зазубринах от чужого металла, была опущена вдоль бедра, а с долов ее все еще стекала кровь. Он увидел нескольких наемников, которые пинками гнали к русичам пленных разбойников. Горыня подъехал и снова перекинул ногу, усевшись на седле боком. Путислав покачал головой, но промолчал. Ничто не брало этого уверенного в себе воина, ни стрела, ни меч, ни слово. Лихой воин, что и говорить. Правда, сейчас на лице Горыни не было и следов веселой удали. Сняв шлем, он взъерошил соломенные волосы и зло пробурчал: