На следующий вечер Антон, выставляя напоказ удачно исцарапанную на заборе кисть руки, заявился в тот самый кабак, после которого на него напали уроды Марка. Сегодня он зарекся пить. На душе было неспокойно. Опыт общения с криминалом подсказывал, что сложившаяся ситуация могла оказаться элементарной «пустышкой» и не привести ни к чему, кроме как к дальнейшему развитию нежелательных событий. И все же что-то подсказывало Антону, что стоит продолжать. Куда-то эта дорожка через Марка вела.
Того остроносого «шестерку», что подкатывал к нему вчера, он увидел сразу. Тот торчал у стойки бара и похотливо хихикал возле двух размалеванных девиц. Это была удача! И ее стоило сразу же использовать, пока этот недомерок не смылся.
Антон с угрюмым выражением лица подошел к стойке бара и тяжело облокотился на нее, сверля бармена глазами. Тот с готовностью подскочил.
– Водки, – рыкнул Антон. – Стольник!
Бармен нацедил в высокую рюмку и поставил перед Антоном на салфетку. Осведомиться о предпочтениях в закуске он не успел, потому что Антон, не глядя, сгреб рукой заметившего его и притихшего «шестерку», подтащил к себе и медленно вылил водку ему на голову со словами «угощайся, сучара». Девчонки мгновенно исчезли с высоких барных стульев.
– Ну как? Нравится? Еще по маленькой или сразу к закуси перейдем?
«Шестерка» забегал глазами по залу и попытался вырваться, но Антон держал его крепко.
– Тебя как зовут, упырь? – тихо спросил он, подтягивая парня к своему лицу так близко, как будто хотел откусить ему нос. В лицо пахнуло перегаром, дешевым застарелым куревом и гнилыми зубами, но пришлось терпеть, как того требовали роль и ситуация.
– Шлепок, – пропищала полузадушенная жертва. – Отпусти, ты чего…
– Ты не Шлепок, теперь ты будешь зваться Упырем, – прошипел ему в лицо Антон. – Где Марк, где эта рожа бритоголовая? Удавлю, падла!
– Я скажу… придет он… хорошо, ты че в натуре… задушишь же…
Антон отпустил скомканную в кулаке рубашку, и парень свалился на пол, громко стукнувшись коленями. За все время инцидента в зале ничего не изменилось, стоял все тот же обычный шум. Но когда он отпустил Шлепка, то сразу почувствовал, что шум стал каким-то другим. Настороженным, что ли.
Пришлось оглянуться, но только медленно, зловеще, чтобы во взгляде была угроза и готовность всех порвать и поломать. В дверях стоял Марк собственной персоной, блестя круглым теменем и насмешливо глядя на Антона. Губы у него были толстыми, все покрыты корками болячек. Это зрелище, и особенно взгляд Марка располагали к тому, чтобы примерить маску бешенства.