Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь (Сименон) - страница 26

Голос был тоже тяжелым, казался далеким, но в нем не чувствовалось никакого упрека, ни обиды и ни тени печали.

— Ты пытался уйти, ведь так?

Он чуть было не заговорил и этим бы все испортил. К счастью, она сама продолжала тем же, но еще более тихим голосом:

— Но ты не смог!

И снова заснула. Может быть, она и не просыпалась вовсе, а просто в глубине своих снов почувствовала эту драму, которая здесь разыгрывалась?

Позже они ни единым словом не обмолвились о происшедшем, даже когда проснулись окончательно.

Это был их лучший час. Об этом они оба подумали так, как если бы прожили вместе уже много подобных утренних часов. Нельзя было поверить, что всего второй раз они просыпаются вот так, бок о бок в одной постели, ощущая такую близость друг к другу, как если бы были любовниками с давних пор.

И даже эта комната в «Лотосе» кажется им совсем родной. Именно в ней оба с изумлением обнаружили, что могут любить.

— Я первая пойду в ванную. Разрешишь?

А потом добавила с удивительным пониманием его желаний:

— А почему ты не куришь свою трубку? Тебе никто не запрещает, ты же знаешь! У нас в Венгрии можно даже встретить немало женщин, курящих трубку.

Утром казалось, что они вовсе и не спали друг с другом. Почти детская чистота проступала в их веселости и в их сияющих от радости глазах. Складывалось впечатление, что они просто играют в жизнь.

— Подумать только, что из-за этого Рональда я теперь никогда не получу своих вещей! У меня там остались два огромных чемодана, набитых одеждой и бельем, а я сейчас не в состоянии даже сменить чулки.

Ее это веселило. Это было чудесно — при пробуждении ощутить полную легкость, зная, что впереди целый день, в котором не предвидится никаких обязательных дел, и можно его заполнить всем, чем захочется.

В этот день ярко светило солнце, весело поблескивая лучами. Обедали они у одной из тех стоек, которые уже стали частью их привычек.

— Ты ничего не будешь иметь против, если мы пойдем погуляем в Центральном парке?

Ему совсем не хотелось ревновать с утра пораньше, но всякий раз, когда она предлагала что-либо или говорила о каком-нибудь месте, он начинал мучиться вопросом: «С кем?»

С кем она ходила гулять в Центральный парк и какие воспоминания пытается воскресить в памяти?

В это утро она выглядела очень молодо. И, может быть, именно потому, что чувствовала себя молодой, она рискнула сказать с серьезным видом, когда они шли рядом:

— Знаешь, что я ведь уже очень старая? Мне тридцать два года, скоро будет тридцать три.

Он подсчитал, что ее дочери должно быть примерно двенадцать лет. И он стал приглядываться внимательнее к девочкам, которые играли в парке.