Он повторял этот термин, пытался найти ему точный эквивалент по-английски. В глазах американки, которая неотрывно глядела на него, появилось мечтательное выражение.
— Через три дня, а может быть раньше, если полетит самолетом, она будет здесь.
— Как она должна быть счастлива!
Он хотел говорить о ней. Время шло быстро. Бар уже начал пустеть, и Ложье встал, протянул руку.
— Я вас оставлю, детки. Надеюсь, Франсуа, ты будешь так любезен, что проводишь Джун?
Комб смутно догадывался, что вокруг него плетется заговор, но не хотел признать очевидное.
Разве же Кэй не отдала ему все, что только возможно?
Вот два существа живут и барахтаются как могут на поверхности земного шара и вроде бы совсем затерялись в этих одинаковых улицах огромного Нью-Йорка. Судьба устраивает так, что они встречаются. Несколько часов спустя они уже настолько крепко прикипают один к другому, что даже мысль о разлуке для них делается невыносимой.
Разве это не чудесно?
То, что именно чудесно, он и хотел бы разъяснить Джун, которая по-прежнему не сводила с него глаз. Ему казалось, что он читает в них тоску по тому миру чувств, который он раскрывал перед ней.
— В какую сторону вам нужно?
— Не знаю. Я никуда не спешу.
Тогда он повел ее в свой маленький бар. Он испытывал потребность пойти туда, но ему не хватало смелости отправиться туда в одиночку.
Она тоже носила мех и также совершенно естественным образом взяла его под руку.
Ему стало казаться, будто с ним идет Кэй, а говорили они о Кэй и только о ней:
— Она красива?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Она трогательна и прекрасна. Вы обязательно должны ее увидеть. Понимаете, это Женщина. Нет, вы не понимаете. Женщина, которая до некоторой степени уже познала тяготы жизни, но сохранила чистую, детскую душу. Давайте войдем сюда. Вы сейчас услышите…
Он стал лихорадочно искать никели в кармане и затем поставил пластинку и посмотрел на Джун с надеждой, что она разделит с ним их эмоции.
— Два «манхэттена», бармен.
Он чувствовал, что зря снова пьет, но уже было поздно останавливаться. Песня его взволновала так сильно, что в глазах у него появились слезы, а американка, чего он никак не ожидал, нежно гладила его руку, пытаясь успокоить.
— Не нужно плакать, она же скоро вернется.
Он тогда сжал кулаки.
— Неужели вы не понимаете, что я не могу больше ждать, что три и даже два дня — это целая вечность?
— Тише. Нас слушают.
— Я прошу прощения.
Он был слишком напряжен и не хотел никак успокаиваться, ставил пластинку еще раз, потом второй, третий и всякий раз заказывал новую порцию коктейля.