Народ между тем не расходился, у церкви собралась туча нищих, которым мои люди бросили кошель мелкой монеты. Хованский, увидев это, поиграл скулами, но тоже принял участие в раздаче милостыни.
После чего мы отправились ко мне на подворье: впереди был торжественный обед, после которого надо было собираться на царский пир, и никому не было дела до того, что у меня еще со страшной силой ноет подбитый вражеской пулей бок.
Но ничего не поделаешь, и вскоре я сидел на хозяйском месте у себя дома и привечал дорогих гостей.
Но главному гостю князю Хованскому не сиделось, он был все время как на иголках, и я его вполне понимал: ему надо было еще готовиться к пиру в Кремле, а уйти от меня рано не позволяли обычаи. Мне тоже не хотелось чего-либо говорить гордому князю, мало ли, еще сочтет, что я его выпроваживаю, – и все, враг на оставшуюся жизнь. Поэтому стольник все время подливал вино в его неспешно пустевший кубок.
Тем не менее мы оба прекрасно понимали, что приглашение царя равнозначно приказу, и поэтому вскоре Хованский распростился со мной и, забрав княгиню с женской половины, где она вместе с Ириной ворковала над ребенком, удалился, пообещав продолжить беседу на пиру.
Троица школяров-лекарей сидела в пустой аудитории и обсуждала прошедшее занятие. Когда почти два месяца назад они услышали новость о ранении Щепотнева, в рядах школяров, да и их учителей, начались уныние и разброд. Все хорошо понимали, что пока еще вся школа держится на нем. И если боярина не станет, то их обучение на этом закончится. И поэтому когда вечером архимандрит молился за здравие Сергия Аникитовича, они все так же искренне желали выздоровления боярину.
Видимо, Бог услышал эти молитвы, потому что Щепотневу стало лучше. И все надеялись, что вскоре учеба пойдет в прежнем виде. Но прошел месяц, полтора, а их учителя все не было. И вот сегодня была первая лекция поправившегося боярина. Когда он вошел в класс, было явно видно, что до полного выздоровления ему еще далеко: он резко похудел, был бледен и периодически покашливал. Но лекцию, как всегда, прочитал интересно, и школяры, уже привыкшие за это время к трафаретным выступлениям своих учителей, сразу почувствовали разницу в изложении материала. Уже почти все владели грамотой, и в комнате стояло непрерывное шуршание гусиных перьев по бумаге. Сейчас же трое сыновей дьяков сидели и обсуждали то новое, что узнали сегодня. Остальные школяры уже разошлись по своим кельям и готовились к ужину.
– Ладно, – сказал наконец Никита, – хватит зря керосин жечь, давайте пойдем, а то вскоре нас сторож погонит, да еще нажалуется келарю.