– Ишь, – выдохнул облачко пара председатель.
– Чай пить будем? – спросила бабушка.
– Том, – ответил с усилием председатель.
– Это как понимать?
– По… том…
– Ах, потом. Ну тогда ладно.
Николаич с дедом соревновались на выдержку до последнего. Пока у бабушки не кончилось терпение, и она не наорала на них из окна.
Дед покидал баньку с явным сожалением, а вот по выражению лица Николаича было видно, как он рад тому, что пытка мытьём закончилась.
Когда отдышались, бабушка усадила всех за ужин. Кормила густым грибным супом, поила чаем с малиновым вареньем. Николаич быстро доел суп и протянул тарелку за добавкой:
– Андреевна, положи больному ещё.
Бабушка налила ему вторую порцию супа.
– Это кто больной? Ты, что ли? – прищурилась она.
– А то!
– Больной, без памяти ешь![2]
Председатель после баньки ожил и даже расцвёл. Обмотанный по самые подмышки мохеровым платком, он уплетал бутерброды с вареньем, запивая их успокаивающим чаем с мятой.
Сергеич ревниво следил за ним с забора, а Валентина благоразумно пряталась в курятнике. От греха подальше.
Потом гости засобирались по домам, и дед с Гришкой пошли их провожать. Сначала уложили в постель председателя, а потом – довольного Николаича.
И теперь Мура с дедом сидят на крыльце и провожают закат. Бабушка возится с грибами – нанизывает их на суровую нить, чтобы засушить на зиму. У Гришки второй ужин. Он пьёт чай с остатками пирога. Жуёт так, что слышно на крыльце.
– Поешь и иди спать, – ворчит бабушка.
– Угум, – отзывается Гришка. – Если быстро заснуть, снова не проголодаюсь.
– Вот ведь прорва! И куда всё съеденное уходит? Худющий как скелет, только руки в длину растут.
– Вот в руки и уходит!
– Нет чтобы в мозги.
– Надо по порядку. Сначала – руки, потом – мозги.
Дед с Мурой тихо хихикают. Мура прижимается ухом к груди деда, затихает. Потом растопыривает пальцы, сгибает мизинец:
– Было пять дней, один прошёл. Осталось четыре. Через четыре дня мама Тоня с папой Володей возвращаются.
– Соскучились – вздыхает дед.
– Соскучились – отзывается эхом Мура.
Вдруг сердце превращается в надутый до упора воздушный шар. Давит на бока, болит. Мура ёрзает на коленях деда, прижимается к нему сильней.
– Дед, а дед, – шепчет. – А представь, если бы мама Тоня не познакомилась с папой Володей? Тогда бы у меня не было ни тебя, ни бабушки, ни Гришки…
У Муры обрывается голос.
Дед говорит «чшшшшшш», гладит её по волосам:
– Хорошо, что они познакомились, да, Мурочка?
– Хорошо.
Солнце, мигнув последним лучом, уходит за горизонт. Мура сидит у деда на коленях и не отрывает взгляда от края неба.