– Совсем нет, – бормочу я.
Обдав меня холодом, Люк шагает к двери, даже не оглянувшись на Элинор.
– Я ее заперла. Это вмешательство!
– Что? – Люк резко оборачивается, взявшись за дверную ручку.
– Вмешательство. У нас имеется проблема, и никто отсюда не выйдет, пока мы не найдем приемлемое решение, – заявляю я храбро.
Все застывают. Наши с Люком взгляды скрещиваются в безмолвном поединке. Его взгляд говорит: «Нет. Ты не посмела», а мой: «Еще как посмела».
Наконец Люк, отмерев, делает шаг к холодильнику и достает бутылку вина. Налив бокал, он вручает его Элинор с коротким: «Что тебе нужно?»
У меня тяжелеет на сердце. Вот упрямец.
– Она твоя мать. Не разговаривай с ней так.
– Она мне не мать, – отрезает Люк.
– Я ему не мать, – суровым эхом откликается Элинор, и во взгляде Люка мелькает удивление.
Они так похожи. В этом весь парадокс. Они как две матрешки из одного набора – прямые, гордые, подбородок вздернут, в глазах сталь.
– Я потеряла право называться твоей матерью много лет назад, – продолжает Элинор уже тише. – Я это понимаю, Люк. Но я хотела бы остаться бабушкой для Минни. И твоим… другом. – Она косится на меня, и я киваю одобрительно.
Представляю, каких усилий стоило Элинор это признание. Видно, что ей нелегко. Хотя, честное слово, с приподнятым забралом, с бокалом вина, со словами о дружбе она кажется почти человеком. Она делает осторожный шаг к Люку, и я всем сердцем желаю, чтобы он увидел ее моими глазами. Но Люк наэлектризован предубеждением и ничего видеть не хочет.
– Все равно не понимаю, – говорит он. – Зачем ты приехала?
– Элинор приехала, потому что это абсурд, – не выдерживаю я. – Вы с ней одна плоть и кровь. Вы родня, хотите вы того или нет. И когда-нибудь вы оба умрете!
Это само собой вырвалось, я такого говорить не собиралась.
– Мы оба умрем? – Люк, кажется, думает, что ослышался. – А это тут при чем?
– При том… – Я подбираю слова. – При том, что ты окажешься на небесах, или растворишься в воздухе, или что там происходит…
– Растворюсь в воздухе? – приподнимает бровь Люк.
– Ну да. И оглядываясь на свою жизнь, ты будешь вспоминать не ссоры и обиды, а отношения и связи. Ты увидишь полотно целиком. Сейчас оно прострочено криво. Но в твоих силах больше не допустить ни одного кривого стежка.
Люк молчит. Он меня вообще слушает?
– Ты понимаешь, что, обрывая связи с матерью, ты кромсаешь полотно Минни? – Я постепенно проникаюсь собственной метафорой. – А мое полотно? Знаешь, Люк, кроме своего полотна нужно принимать во внимание и другие. Все наши полотна сплетаются вместе, образуя мировую сеть полотен, такое сверхполотно и…