А Томас докладывал:
— Я хотел сказать, что я обошел всех жильцов. Ни к кому никто не вламывался. Только у миссис Трюфельс никто не открывает.
— В это время она в церкви. Репетирует хоралы.
— А, понятно.
— Я еще хотел сказать, до этого я приходил… Может, откроешь?
— Нет.
Он посмотрел прямо в глазок. Мне стало неловко, что я не открываю дверь. Он сказал:
— Хорошо. Я приходил, чтобы извиниться. Думаю, не ты виновата в потопе.
— Хорошо. Извинение принято.
«Не ты виновата» — а кто, он считает, виноват? Он Петера подозревает? Да о чем это я! Он подумал на других соседей, наверное. Ну, мне это все равно.
А он отвечал:
— Прекрасно. Ну, пока.
— Да. Пока.
Он помедлил, будто хотел еще что‑то сказать, потом, видимо, передумал и ушел.
Коляска перестала плясать и просто ездила туда — сюда. Я остановила ее и вытащила Петера.
— Ну ты и придумщик! — сказала я ему.
— Приумщи…
— Ага, придумщик. Что, есть хочешь? Будешь ням — ням?
Я понесла его в кухню и усадила на детский стульчик (когда я стала няней, я привезла сюда из дома некоторые свои детские вещи — хорошо, хоть что‑то осталось у нас на чердаке — мама любит все раздавать). Стульчик сохранился, потому что был сломан, но когда он теперь мне понадобился, папа его починил.
Так, где же я оставила бутылку? А, в гостиной, на столе.
Нет, ее здесь нет. Может, у кресла? Тоже пусто. Когда я возвращалась в кухню, увидела бутыль, стоящую на стуле в прихожей. Не помню, чтобы я ее сюда ставила. Может, Петер захотел, чтобы она переместилась?
Я взяла ее двумя пальцами за узкую горловину — да, представьте себе, до такой степени она была легкой.
Но не тут‑то было — я не смогла даже сдвинуть ее с места! А поднять ее смогла, только взявшись за ручки. Что же это с нею случилось?
Да, малышу такое не удержать. Я взяла чистую бутылочку для кормления с полки и, установив в нее воронку, подняла бутыль — ну и тяжесть! — и наклонила над ней. Ни капли не вылилось из бутыли. Я заглянула в горлышко — темно и ничего не видно. Я снова перевернула бутылку вверх ногами и потрясла — ни капли.
Куда подевалась абракадабра?? И чем теперь кормить Петера?!
Я села на табурет и глубоко задумалась, для чего положила руки на стол и опустила на них голову.
Надо позвонить Гермесу. Сказать, что его сын остался без еды. А вдруг он подумает, что я загнала амброзию на черном рынке по бешеной цене — дом за унцию?
Селия! Это ведь ее рук дело! Ох, как я зла на нее. Вот кому я позвоню в первую очередь и потребую вернуть божественное детское питание обратно. Не успел же Мосик съесть его все?
Я набрала телефон Селии. Она ответила моментально: