— Ты думаешь, это Фредерик застрелил отца? — спросила Анна в темноте.
«Хорошо, что она не видит моего лица», — подумала Мари.
— Не знаю, — шепотом ответила она. — Но если и так, я могу его понять. Убить твоих любимых ручных зверьков, а потом заставить их съесть… — у нее не было сил договорить, и она закусила губу до крови. С этого все и началось. Не ей рассуждать о том, кто прав и кто виноват… Пора научиться прощать. — И все же нет, — прошептала Мари, боясь, что Мишель может подслушать их разговор. — Нет, я не верю, что он стрелял. Ведь все сошлись на том, что это был несчастный случай или самоубийство.
— Хочешь сказать, каков отец, таков и сын? Даже если они не родные.
— По-моему, такого человека вообще трудно назвать отцом.
— Семейный тиран. Эгоист, который думал только о себе и своих так называемых правилах, не желая знать о чувствах и желаниях других.
Мари не знала, кого Анна имеет в виду — отца Фредерика или Дэвида. Слишком много общего у этих двух мужчин. Она ничего не ответила, вспоминая рассказ Мишель о несчастном случае на охоте.
— Я тоже в это не верю, — нарушила молчание Анна. — Если Фредерик и способен был убить человека, то ему следовало застрелить ее, Мишель. Хотя это бессмысленно. Она давно уже мертва. Холодная и бесчувственная. Такая скрытая жестокость гораздо страшнее явной агрессии. Жестокие поступки — это ужасно. Но стоять рядом, смотреть на все это и не вмешаться — на мой взгляд, еще хуже. Меня от нее тошнит.
— Мертвая, говоришь? Как чучела животных? Как Эльса Карлстен?
— Нет, мертвая — значит без души. Встреча с этой женщиной — один из самых неприятных моментов в моей жизни. Помнишь, как она рассказывала о смерти дочери? С абсолютно бесстрастным выражением лица. За чаем с бутербродами. Словно это не имеет к ней ни малейшего отношения.
— Я согласна с тобой. Но, думаю, жизнь ее матери в Париже была настоящим адом. И во время войны, и позже. Кто знает, как сильно они бедствовали. А потом Мишель переехала сюда. Совсем юная и уже беременная. Представь, каково ей было оказаться в чужой стране совсем одной! А потом она вышла замуж за садиста. И всю жизнь скрывала, что сын не от него. Потом потеряла второго ребенка… Наверное, окаменеть для нее было единственным способом выжить. Эльса Карлстен решила действовать, а Мишель Андре предпочла отстраниться и ничего не чувствовать.
Потерять ребенка. Ничего не чувствовать. Мари слышала, как Анна ворочается в постели.
— Как ты можешь ее защищать! Единственное, что в ней хорошего — это то, что она подает приличное вино.