Вдруг меня взяло зло на саму Марни. Если она записывалась, значит, точно знала, что будет звучать ее голос? Знала, но от меня скрыла! Мы не были дружны, но такой поступок граничил с подлостью. Когда я все же получила возможность высказать Марни свое отношение к такому поведению, та пожала плечами:
– Ты делала свое дело, я свое. А претензии к режиссеру и к Уорнеру.
А еще меня пронзило понимание, что знала не только Марни, но и Джулия Эндрюс, возможно, она, послушав тогда мое исполнение, сказала свое веское слово, перевесившее чашу весов не в мою пользу? Не знаю… А Харрисон, неужели он тоже знал? Типично голливудский способ решать дела – выгода и только выгода, на остальное наплевать.
Только я знаю, чего стоило довести дело до конца и не подать вида, насколько я удручена и обижена. Пригодилось мамино воспитание. Леди не плачут и не взрываются. Я терпела, но боль внутри скрутила такая, что не хотелось не то что играть, но и никого видеть. Я понимала, что лично для меня это провал. Я так давно мечтала об этой роли, с таким трудом добилась ее, так старалась научиться петь, но даже если запомнят меня как Элизу Дулиттл, то обязательно вспомнят, что пела не я.
Мама только пожала плечами:
– Как можно на что-то надеяться в Голливуде? Значит, ты недостаточно хорошо спела…
По всеобщему признанию, фильм удался, он был номинирован на «Оскара» по двенадцати(!) позициям и восемь статуэток получил: как лучший фильм, за режиссуру, лучшую мужскую роль, за работу художников, оператора, за лучшие костюмы, музыку и звук. Четыре номинации остались без награды: актер и актриса второго плана, за монтаж и за сценарий.
Фильм был номинирован по всем возможным позициям, кроме одной – за лучшую женскую роль!
Журналисты выдвигали несколько разных соображений: от ссоры внутри студии до соображений, что выдвигать на «Оскара» актрису, не спевшую в мюзикле ни одной песни, нелепо. Они правы, исполнение песен другой актрисой навсегда лишило меня ощущения принадлежности роли Элизы Дулиттл. Писали, что актеры Американской академии киноискусства отвергли меня в отместку за то, что Уорнер не взял на роль Эндрюс. Но это нелепо, сам Уорнер-то получил статуэтку за фильм.
Когда меня саму спрашивали, почему это произошло, я только пожимала плечами:
– Я недостаточно хорошо сыграла эту роль.
Мама права, нужно было петь лучше, не было бы Марни Никсон. Была ли обида? Конечно, но я сумела с ней справиться. Но одно знала точно: я больше никогда не буду сниматься у Джорджа Кьюкора и на студии Уорнера. Хотя в то время я вообще сомневалась, что когда-либо смогу сниматься снова, слишком трудно получить роль, о которой мечтала столько лет, и быть так грубо обманутой в своих лучших стремлениях. Если бы мне сразу сказали, что мое исполнение песен не подходит, я уступила бы роль другой…