Надо было давно понять, что за возможность стать Шанель, диктующей свой взгляд на жизнь миллионам, нужно платить собственной жизнью, своим счастьем. За счастье творить расплата одиночество.
Одиночество. Навсегда, даже когда рядом люди, когда есть с кем поговорить, одиночество, потому что все они уйдут в свои семьи, к своим любимым или даже нелюбимым женам, детям… а я ни к кому не уйду. Я одна, совсем одна, хотя живы два брата, жива Адриенна, жив племянник Андре, живы мои любовники… Но у всех своя жизнь, в которой главное место занимает вовсе не Мадемуазель Шанель.
В то же лето на машине разбился брат Руси Алексей, Мися, бросив меня, умчалась утешать Русю и Серта. Она была не нужна им, но помчалась. На что надеялась моя подруга? Ведь она была так же никому не нужна, как и я. Мы два одиноких скорпиона.
Мися основательно привыкла к морфию, который колола уже большими дозами, она и мне предложила как средство от бессонницы сильнодействующее средство – седол.
Я лежала и думала, колоть его или нет. Седол хорошо помогал забыться, пусть и в беспокойном сне. Рядом не было никого, совсем никого. На «Ла Паузе» мы с Ирибом не держали слуг, если нужно, то нанимали на время или приглашали из ресторана. Я совсем одна, если вколоть больше, чем нужно, то можно не проснуться.
Совсем не проснуться… Так легче – заснуть и не проснуться… Найдут не скоро, потому не спасут, не вытащат принудительно из небытия.
А осенняя коллекция… ну, что осенняя коллекция? Не будет моей, покажут другие. Мода не стоит на месте, она будет развиваться и без меня, как развивалась до того. Мысли невольно перекинулись на коллекцию, уже через пару минут я забыла о бессоннице, но не потому что сладко посапывала во сне, а потому что мысленно создавала новую коллекцию.
У меня больше не было любимого мужчины, не было надежды создать хоть подобие семьи, не остаться в старости в одиночестве. Если я уже заплатила свою дань, значит, дальше наказывать строптивую Шанель судьбе не за что, значит, можно жить, не надеясь на счастье вдвоем, а занимаясь только работой?
Я удивилась, почему столь простая мысль до сих пор не пришла мне в голову: я уже сполна заплатила судьбе за все, она больше не должна ставить мне препоны.
Теперь я окончательно стала Коко Шанель, оставив позади не только свое прошлое, но и саму надежду стать кем-то иным.
Если бы тогда знать, сколько еще трудностей и тяжелых испытаний впереди, может, я и вколола бы седол… Но я не знала, просто верила, что смогу найти счастье в том, что мне осталось…. Я буду, как Дягилев в своей работе, умирать с каждой коллекцией и рождаться заново, чтобы в следующий раз она вместе со мной родилась снова.