* * *
Запевалова сообщила Диме, что весь класс будет ждать его за школой после уроков. Она три дня караулила момент, чтобы объявить ему «решение класса», потому что Дима в лучшем случае приходит и уходит со звонком, а на перемене он либо с Манцур, либо с парнями из одиннадцатого ходит курить. А тут на уроке литературы в класс кто-то заглянул и вызвал Тамару Ивановну. Запевалова, конечно же, не могла не воспользоваться такой возможностью.
Женькины слова Дима выслушал без эмоций. Посмотрел на неё, как на полную дуру, и даже усмехнулся снисходительно, а на всех оставшихся уроках вёл себя абсолютно невозмутимо. Зато я нервничала так, что на месте не сиделось. Два или три раза ответила невпопад, впрочем, в последнее время это со мной случается нередко.
Я по-настоящему боялась за Диму и, кажется, всё бы отдала, чтоб только его не трогали. Но когда завела разговор, не оставить ли нам его в покое, Запевалова столько мне всего наговорила, что стало ясно: таким образом я и его не спасу, и себя потоплю. На себя-то плевать. Или не плевать? Ведь я боюсь выступить против Запеваловой. Боюсь чуть не до обморока, то ли её самой, то ли травли, на которую она так запросто может подбить весь класс.
После школы мы всем скопом собрались в условленном месте и… прождали его целый час понапрасну. Он не явился! Неужели он действительно струсил? С одной стороны, я испытала немыслимое облегчение, даже ликование, но с другой, почувствовала лёгкий укол разочарования. Как-то не хотелось думать, что вся его смелость и независимость – это всего лишь навсего позёрство, – а именно такой вывод сделала Запевалова:
– Ха-ха, вот наш герой – во всей красе. Переоценила я его. Он – обычный трус с клоунскими замашками. Поди уже дома штанишки сушит.
Несолоно хлебавши мы разбрелись по домам. Лопырёв аж слюной брызгал от досады. А Запевалова сказала:
– Не заводись, Эдик. Тем хуже для него. Наказания ведь ему всё равно не избежать, только разозлил нас ещё больше. Ну ничего, я придумаю, как сделать так, чтобы наша встреча состоялась.
Прошла неделя, другая, третья. Ровным счётом ничего не происходило, да и Запевалова молчала. Единственное – на следующий день после несостоявшихся разборок с Димой на доске появилась надпись: «Расходников – жалкий трус».
Дима не смутился, не психанул. Он только снова усмехнулся и чуть заметно качнул головой, мол, ну и придурки. Зато Тамара Ивановна раскипятилась, велела Диме стереть надпись, но тот отказался:
– Кто писал, тот пусть и стирает.
Выяснить, кто писал, у неё не получилось – все молчали или отпирались, и стирать слова позора пришлось Лукьянчиковой, как дежурной по классу. А Дима хмыкнул и сказал не кому-нибудь, а именно Запеваловой: