В следующее мгновение все смешалось. Тело Сида изогнулось в агонии, на лбу засветились отраженным светом заточенные лучи сюрикена[1], до половины вошедшего в череп; тотчас заплевался огнем другой автомат, поднимая свой нос в сторону кокосовой пальмы, — но вот уже захлебнулась и эта очередь…
Перистые листья захлопали, пропуская вниз сбитое выстрелами мертвое тело. Темной тряпичной куклой оно мелькнуло в воздухе и рухнуло вниз. Вскрикнул стрелок — маленький метательный снаряд вошел ему в позвоночник на уровне поясницы. Он зашатался, согнулся и рухнул на еще теплое тело товарища.
Черные «демоны» больше не стояли на месте — их неуловимо-быстрые тела словно стали зыбкими, превращаясь в трудно достижимую мишень; засвистели веревки, змеями обвиваясь вокруг щиколоток солдат, несколько человек повалилось наземь под ноги атакующим.
Кто-то, увернувшись от веревок, успел выставить перед собой штык на конце винтовки, но нанести удар ему было не суждено: одетая в черную ткань рука послала в живот солдату кинжал с причудливо изогнутым лезвием. Брызнула кровь. С тихим стоном умирающий осел на землю.
Ему на помощь рванулся было другой солдат, но винтовка выскочила из его рук, выдернутая оказавшимся рядом человеком в маске, и неумолимым рычагом перехватила горло. От следующего рывка шейные позвонки солдата хрустнули, убийца отбросил от себя бесполезное мертвое тело и повернулся в сторону джунглей, откуда выходил одетый в ту же черную «униформу» командир — лишь нарисованное на щеке пятно, плохо различимое с такого расстояния, да узкие восточные глаза отличали его от рядовых «демонов». Впрочем, и у тех глаза были всякие: и узкие, и не очень — но не было в них такого ледяного безразличия к жизни. И к чужой, и, наверное, к своей…
…Патрицию не интересовало ничего. Как только к ней после потрясения вернулась способность двигаться, девушка рванулась с места и помчалась по зарослям, спотыкаясь, падая, поднимаясь и вновь падая. Ей неважно было, куда и от чего она бежит, — ноги сами выбирали дорогу, впрочем, далеко не лучшим образом. В какой-то момент ветки вокруг «принцессы» затрещали, раздался топот, и девушка рванулась в сторону. Быть может, от одного преследователя ей еще удалось бы уйти, но, избавляясь от него, она угодила прямо в руки другого.
Патриция закричала, забилась, но напрасно. Незнакомец держал ее крепко, попытки вырваться привели только к тому, что хватка стала жестче и девушка почувствовала боль.
Когда налетчик вывел пленницу на дорогу, там уже все было кончено.
То тут, то там вдоль замершей колонны, в которой оставалось теперь всего четыре грузовика, не считая машины нападавших, валялись трупы: одни — раскинув широко руки, другие — скорчившись в комок; пятна бензина, машинного масла и позавчерашних луж отливали алым — кровью. Картину довершало зрелище и вовсе странное: черные «демоны» выстроились четырехугольником и застыли перед предводителем, опустившись на одно колено в той позе, в которой европейские скульпторы изображают порой плакальщиц над надгробиями. Несколько других ниндзя (наверное, мы уже можем сказать, кто были эти черные убийцы, ибо ниндзя по-японски и означает «ночной, черный демон») заняли наблюдательные позиции. В руках ближайшего, к своему немалому удивлению, Патриция разглядела лук.