Он выдержал паузу, позволяя зрителям рассмотреть полутемный зал, в котором все сильнее становился свет прожекторов, освещающий ряды ступеней, расположенных полукругами, подобно спортивным трибунам. На них, расставив ноги и замерев, стояли ниндзя, устремившие неподвижный, как у слепых, взгляд на Деррека и Сэнбона. Закрытые масками лица казались мертвыми — даже слабое дыхание не колыхало ткань. И таким же мертвым становился доносящийся через динамики голос.
— Настоящие машины — сильные, послушные, бессердечные. И мы можем производить их в любом количестве, столько, сколько нам нужно. — Лев снова смолк, ища взглядом кого-то еще, и чуть заметно кивнул, встретив Кэмоно. — А теперь — смотрите, на что они способны…
Несколько ниндзя рухнули на колени, становясь в сейдзэн, затем сплели пальцы, беря мудру, готовясь продемонстрировать сперва основные стойки и удары, а затем перейти к ката.
Они двигались четко, безукоризненно правильно и механически, как и положено очень совершенным машинам, лишенным как людских недостатков, так и необычных качеств, возникающих только от величайшей дисциплины духа. Быть может, потому незаметно для Льва Кэмоно глядел на них свысока и немного пренебрежительно называл их не иначе как «яцура типчики» — этому слову сложно было найти по-настоящему хороший перевод.
Между тем «суперниндзя» продемонстрировали все возможности простых ударов, затем по невидимой команде нагнулись, выпрямились… змеиными мордами задвигались в воздухе по-особому сложенные кисти, ноги заскользили по земле — точнее, по ткани, которой была покрыта арена, — и началась демонстрация куда более сложных приемов…
Лео чуть заметно вздохнул и покосился на своих главных зрителей. Инспектор Син и губернатор стояли с едва ли не скучающим видом, происходящее больше всего напоминало им не балующий разнообразием безвредный балет.
* * *
Ночная вода сделалась такой черной, что казалась тяжелой и липкой, как смола. Весла шевелились в ней с трудом, однако двигались бесшумно. В безлунной, но звездной ночи глаза Алишии поблескивали мелкими точками, становясь загадочными и прекрасными, как сама ночь, и изредка поблескивающее море.
Джо не спрашивал дороги — греб наугад, надеясь все-таки попасть куда надо по одной только интуиции. Судя по тому, что Алишия ни разу не остановила его ни словом, ни жестом, курс был взят правильный.
«…И лишь одно кажется мне странным, — думал о своем Джо, снова и снова погружая плоские лапы весел в морскую смолу. — Неужели же это дело — и никакое другое — действительно является самым крупным в моей жизни, вообще самым значительным из дел? Когда я сражался против Ортеги, я искренне верил, что так и есть и что не было зла большего, чем прячущееся в том человеке. Но вот прошло так мало времени, и все повторяется в более крупном масштабе, и есть само Зло, воплощенное в новом бандите, и снова я верю, что за это дело не страшно умереть… Снова… И оттого мне не хочется думать о будущем, о том, что где-то там, впереди, могут оказаться еще более сложные бои и более крупные зловещие фигуры, а за ними — еще и еще… Как дорого бы я заплатил, чтобы мой враг был не просто красивым и престижным «охотничьим трофеем», а именно Последним на пути бесконечной борьбы добра и зла, — быть может, лишь тогда я перестану сомневаться, что в моих действиях есть какой-то смысл и что Лео Деррек возник вовсе не потому, что исчез Виктор Ортега…»