– Но это моя комната, – запротестовал Джон.
Инквизитору даже не пришлось ничего говорить – он устремил на Картрайта тот же ледяной взгляд, и парень мгновенно вымелся из комнаты. Остальные потянулись за ним, и Саймон собрался было последовать их примеру, но тут Изабель стиснула его запястье мертвой хваткой.
– Он остается, – заявила девушка.
– Исключено.
– Саймон остается со мной, или я уйду с ним, – спокойно сказала она. – Выбирай.
– Э-э-э… Я бы с радостью ушел… – начал Саймон.
– Ты остаешься, – приказала Изабель.
Роберт вздохнул.
– Ладно. Ты остаешься.
На том спор и закончился. Саймон упал на кровать Джона, отчаянно желая стать невидимкой.
Роберт обратился к дочери:
– Очевидно, ты не хочешь здесь оставаться.
– И что же навело тебя на эту мысль? Может быть, то, что я уже миллион раз тебе говорила, что не хочу сюда ехать? Или то, что не хотела играть в твою дурацкую игру? Или то, что я считала это жестокой манипуляцией и бездарной тратой времени?
– Да, – прервал ее Роберт. – Вот это.
– Но ты все равно заставил меня поехать.
– Да.
– Слушай, если ты думаешь, что тебе удастся что-то изменить, навязывая мне свою волю, или загладить то, что ты…
Роберт тяжело вздохнул.
– Я уже говорил тебе: то, что произошло между мной и твоей матерью, не имеет к тебе ни малейшего отношения.
– Это имеет ко мне самое прямое отношение!
– Изабель… – Роберт покосился на Саймона и понизил голос. – Я бы и правда предпочел обсуждать это с глазу на глаз.
– Что ж, я тебе сочувствую.
Саймон снова попытался слиться с обстановкой или хотя бы уподобиться по цвету простыням Джона Картрайта. Но те, на беду, оказались усыпаны цветочным узором.
– Мы с тобой никогда не разговаривали о том времени, когда я входил в Круг. Не обсуждали, почему я последовал за Валентином, – сказал Роберт. – Я надеялся, что мои дети никогда не узнают об этой части моей биографии.
Изабель мрачно заметила:
– Я слушала твою лекцию вместе со всеми.
– Нам с тобой обоим известно, что история, предназначенная для публики, никогда не содержит всей правды, – нахмурился он. – Есть кое-что, о чем я не упомянул в лекциях. Да и вообще никому не рассказывал. Я не упомянул, что, в отличие от большинства членов Круга, я никогда не был, так сказать, истинно верующим. Остальные – они считали себя мечами Разиэля в человеческом обличье. Ты же видела, как твоя мать отчаянно сражалась за справедливость.
– Так у нас теперь мама во всем виновата? Отлично, пап. Просто супер. Видимо, теперь мне следует считать тебя эдаким крутым парнем, который видел Валентина насквозь, но все равно участвовал во всех его делах – потому что этого хотела твоя подруга?