– Прекрасно. Проследите, чтобы ему выдали ливрею, мэтр Танги. – Дофин устало потер глаза. – А теперь я вернусь в постель. Приходите ко мне, как только рассветет.
– Слушаюсь, ваше высочество, – улыбнулся Танги, открыл дверь в спальню и с поклоном пропустил Карла. – Да пошлет вам бог хороший отдых.
Я стиснула детей в объятиях. Вечер был полон тревог и опасностей, но мы с ними справились.
Танги вновь достал мое письмо из рукава.
– Это лучше сжечь, – сказал он, разворачивая бумагу и поднося ее к огню свечи в настенном канделябре. Бумага вспыхнула и обратилась в пепел. Танги мрачно улыбнулся. – Слава богу, примирение закончилось. Теперь, мадам, осталось найти вам место для ночлега. Завтра мы устроим юного Люка при дворе принца и организуем для вас и вашей дочери безопасное путешествие в Труа.
Середина июля – не самое лучшее время для посещения Труа, если только вы не купец, желающий хорошо заработать. Ярмарка Сен-Жан, также известная как «Жаркая ярмарка», – самая крупная из шести подобных в Шампани – притягивала торговцев со всего мира и превращала город в человеческий муравейник. Пока мы плыли на барке от Корбеля, вверх по течению Сены, свежий речной ветерок облегчал летнюю жару, но за городскими воротами, в паутине узких улочек, городская духота окутала нас вонючим одеялом. Проезды были переполнены людьми, лошадьми и ручными тележками, в душной тени под нависающими крышами воздух был тяжелым и затхлым, а от канав, забитых отбросами, навозом и нечистотами, поднимался чудовищно едкий смрад. Торговые шатры создавали заторы на каждом перекрестке, собирая огромные толпы; улицы кишели продавцами, покупателями и посыльными, которые на бегу бесцеремонно расталкивали прохожих, торопясь поскорее доставить образцы товаров или записки от одного торговца другому.
В мастерской Жака на рю л'Эгюий дверь была зарешеченной, а ставни – закрытыми. На наш обеспокоенный стук один ставень приоткрылся, и из окна высунулось заспанное мальчишеское лицо. Парнишка доложил, что хозяин запретил ему открывать дверь, а сам не вернется до вечера. Алисия пала духом и разрыдалась. Подмастерье удивленно уставился на нее. Хорошо, что я заставила дочь еще на барке переодеться в девичий наряд.
Утешительно приобняв Алисию, я попросила парнишку сообщить хозяину, что мы пойдем в церковь и вернемся, когда стемнеет. Правда, я не питала особой надежды на то, что сообщение будет передано, – подмастерье выглядел не слишком смышленым.
В церкви Сен-Жан-дю-Марше уже шла месса, на которую собралось много народу. Между высоких колонн царила прохлада, над толпой плыли ароматные облака ладана. В темном уголке церкви мы уселись на каменный пол, оперлись о гробницы каких-то давно умерших жителей Труа, и я обняла дочь, дрожащую от беззвучных рыданий. Моя бедная девочка не привыкла выказывать свои чувства, но она несколько месяцев изводила себя, гадая, что скажет возлюбленный, и теперь страшилась, что ее худшие опасения подтвердятся.