Люди роились у пушечной батареи, как муравьи. На каждое германское орудие требовалась дюжина солдат, чтобы целиться, заряжать и стрелять. Один за другим чудовищные приспособления принялись извергать разрушительные ядра. Жутко было смотреть на то, как в каменной кладке стен возникают дыры, подобные рваным ранам, но мы не могли отвести взгляда от ужасающего зрелища.
Вдруг одна из огромных пушек разорвалась, и ядро отлетело назад. Над землей взметнулись клубы черного дыма и куски человеческих тел. Я в ужасе закрыла лицо руками. Екатерина бросилась к ближайшему кусту, и ее стошнило. Леди Джоанна побежала ей на помощь, следом подоспела я, и мы отвели королеву на поляну в лесу, подальше от кровавой бойни. Я усадила Екатерину на поваленное дерево и послала Эдмунда к реке намочить мой платок.
Юноша пришел в ужас от того, что королева стала свидетелем столь страшного происшествия.
– Ваше величество, простите! Я должен был увести вас раньше, – чуть не плакал он. – Король придет в ярость, узнав, что я позволил вам присутствовать при таком зрелище!
Он прав, думала я, прижимая прохладную ткань ко лбу Екатерины и мысленно вторя отчаянию юноши. Лицо королевы побелело как мел, и я молилась, чтобы тесное сближение с реальностью войны не убило в ней искру новой жизни. В противном случае гнев короля Генриха был бы совершенно оправданным.
Я стояла в узком переулке, сбегающем вниз к пекарне. Булыжная мостовая была скользкой от дождя, и, пытаясь удержаться на ногах, я хваталась за грубые каменные колонны Большого моста. Хотя из торговых лавок на мосту доносился гомон, внизу было тихо – в такой ливень мало кто осмеливался высунуть нос из бревенчатых домиков. Мы добрались до закрытых ворот, во дворе за которыми стояли хлебные печи. Здесь все выглядело так же, как и шесть лет назад, когда я неохотно вручила ключи от отцовской пекарни одному из наших бывших подмастерьев.
Марк, брат Жан-Мишеля, бросил на меня обеспокоенный взгляд.
– Дойти сможешь? – проворчал он.
– Да, – сказала я с улыбкой, слегка приподнимая юбку и показывая ему неуклюжие, обитые железом башмаки. – В них трудно ходить.
– Ну, мои кожаные сапоги удобнее, хотя в грязи вязнут, – усмехнулся Марк, кожевенный мастер, любящий свое дело. – Давай руку.
В полдень я зашла в мастерскую Ланьеров, и Марк вызвался проводить меня до пекарни. Во время моего длительного отсутствия Ланьеры собирали арендную плату за пекарню. С родственниками покойного мужа мне повезло. Старшие Ланьеры уже умерли, а моим деверьям наверняка нелегко было прокормить семьи, однако даже в голодные годы они не потратили моих денег.