Хотя от холодного ветра трескались губы и он щипал щеки, Эрика продержала детей Всадников на крыльце достаточно долго, чтобы объяснить им, что в доме они встретят другую девочку, такую же маленькую, но также и особенного маленького мальчика. Этот замечательный маленький мальчик, сказала она, многое испытал в своей жизни, в основном, потому что выглядел слишком непохожим на других детей. Она сказала, что он стесняется своего внешнего вида, его чувства легко ранить, и все, чего он хочет — иметь друзей и быть другом для других. Она знала, что все дети Всадников знали об Иисусе, и напомнила им, что Иисус ценил добродетель, но не внешний вид. Он ценил добродетель даже больше, чем хорошую поездку на отличной лошади. Она сказала, что раз им придется узнать этого особенного маленького мальчика, то они должны будут любить его. Но также она сказала, что после того, как они узнают его, если вдруг он покажется слишком ужасным, то это будет только оттого, что он улыбается. У него очень несчастная улыбка. Он попытается не улыбаться, потому что не хочет пугать людей, но иногда он просто не может справиться с этим. Так что если он вдруг выглядит так, как будто собирается съесть вас живьем, то это просто глупо, потому что он всего лишь улыбается.
Несмотря на то, что дети были заинтересованы встречей с этим замечательным маленьким мальчиком и делились между собой ожиданиями, Эддисон не был уверен, что он так же жаждал встречи, как они. Люди, созданные в лаборатории, ненасытные наноживотные, Франкенштейн и его двухсотлетнее создание, телепортация или что-то вроде того: вполне достаточно для одной ночи.
Эрика улыбалась ему, ожидая, пока дети снимут ботинки с налипшим снегом, и он решил принять ее приглашение. Она проводила их внутрь, через фойе, через арку в гостиную, где милая маленькая девочка стояла рядом с особенным маленьким мальчиком, и Иисус несомненно хотел, чтобы они его любили. Мальчик был неизмеримо более особенным, чем ожидал Эддисон Хок, и если слово «мальчик» на самом деле применимо, то словари Эддисона устарели настолько, что он мог их вообще сжечь.
* * *
Ни один из детей не завизжал. Джоко этому удивился. Они просто открыли рты. Ничего больше. Открыли рты. Ни один из них не пошел искать ведро. Или палку. Или духовку, чтобы запечь его в ней. Некоторые из них открыли рты дважды, а некоторые улыбнулись, в смысле, улыбнулись весело. Никого из них не стошнило. Их глаза были широко раскрыты, хотя не так широко, как у Джоко. Они казались изумленными, только лишь изумленными.