Впереди на улице стояли мужчина и женщина, бок о бок, но на расстоянии шести футов между собой, блокируя обе полосы. Они были одеты не по погоде, она в простом черном коктейльном платье, он в смокинге. От них веяло чем-то драматическим, как будто улица была сценой, а они собирались показать ошеломляющее действо, он иллюзионист, а она его почти-исчезнувшая-в-летящих-голубях помощница. Когда Салли затормозил и остановился менее чем в двадцати футах от них, то увидел, что они были, даже в лучах яркого уличного освещения, необыкновенно привлекательными людьми, более яркими, чем кинозвезды.
Грейс сказала с заднего сидения:
— Точно такие же. Они похоже на тех двух, что были на кухне Мериуэзера Льюиса, те, что сказали: «Я ваш Строитель», а затем уничтожили всех и свили коконы.
— Нам не нужен этот бой, — сказал Брайс.
Салли включил заднюю передачу, проверил зеркало заднего вида, и к черту все, если такая же пара не стояла на улице за ними. Четыре Строителя, по одному на каждого, кто был в «Хаммере».
* * *
Пустынность и пустота. Пустынность и пустота. Темнота на поверхности океана. Так это было; и так будет снова.
Дух двигался по поверхности океана, и был свет. Солнце не отвечало потребностям Виктора Безупречного, и все же свет в мире останется. Но после Коммуны не будет глаз, чтобы видеть его, не будет кожи, чтобы чувствовать тепло.
Вознесенный на новые вершины четкости и силы мышления огненно-оранжевыми капсулами, кислотно-желтой таблеткой, Виктор идет, чтобы подумать, и думает о мертвом мире. Являясь ярчайшим провидцем, он вглядывается в будущее, в то время, когда ничего не летает, ничего не ходит, ничего не ползает, ничего не скользит и ничего не плавает, в то время, когда мало что растет, а то, что растет, не разрастается, время пустых небес, бесплодных земель, мертвых морей.
В этом возвышенном настроении он подходит к комнате, где он мог провести наиболее интересную встречу с Финансистом, если бы этот дурак правильно интерпретировал одну небольшую заминку, которая не могла привести к катастрофе. Здесь, с телохранителями в другой комнате, они бы встретились, только они двое — поначалу — чтобы обсудить, какое дополнительное оборудование, инвентарь и денежные средства потребуются на предстоящие месяцы.
Комната находится за небольшим вестибюлем и двумя парами пневматических дверей, которые со свистом — одна, потом другая — входят в стены. Она круглая, тридцать футов в диаметре, с куполом. Толстые бетонные стены и куполовидный потолок покрыты звукоизоляционной доской, с количеством слоев, как у слоеного теста, а сверху серый на вид обивочный материал и тысячи шестидюймовых в длину обитых снаружи конусов. Во времена холодной войны паранойя диктовала необходимость гарантий выживания; даже на такой глубине взрывозащищенное сооружение, постройкой которого занимались самые надежные архитекторы-патриоты, они посчитали обязательным оснастить комнатой, из которой не вырвется ни слова в коридор или сопредельное пространство, где может выстрелить дробовик, не привлекая внимания. Здесь крик звучит как шепот, но даже слова, сказанные шепотом, четкие, как крик.